— Кто тебя прислал?
— Слуцкий… Начальник ИНО ГУГБ. Он лично тебя ведет.
— Пароль?
— Так нет никакого пароля.
— Мой оперативный псевдоним?
— Не знаю… Позывной тебе дают Парис.
Я молчу, по-прежнему раздираемый сомнениями, почему мне подкинули этого пентюха.
— Ну… В общем… Приехать должен был не я… Кто-то из разведшколы, кого знаешь лично.
— Так какого фига тебя послали?
— Арестованы они…
Вся группа?!
— Неужели провал… Где? Во Франции? В Польше? Ну!
Его медлительность, бесившая в спецшколе, сейчас просто выводит из себя. Если бы прижимал к его брюху ствол, а не ключ от квартиры, быть может, надавил бы на спуск. Это ходячее недоразумение отчислили как негодного к оперативной работе. Если наши провалились, не по вине ли такого агента-недоучки?
— Неа… В Москве. Как иностранные шпионы и враги народа. Меня одного не тронули.
Чувствую себя словно на корабле в шторм. Качает. Вижу ведь — Борька не врет. Он простой и прямой, его непременно расколет Гестапо на первом же допросе. В час по чайной ложке выколупываю из этого бестолкового подробности того, что творится на Родине в тридцать седьмом. Арестован нарком связи, он же — бывший нарком внутренних дел Генрих Ягода. Обвинений целый букет: контрреволюционная деятельность, шпионаж в пользу разведки капиталистической страны, саботаж. Боря не знает подробности, только слухи и написанное в газете. Арестованы многие. Вот почему вместо человека из моего выпуска отправлен экс-курсант с минимальной подготовкой. Зато узнаваемый в лицо.
— Меня тоже… Отзывают?
— Неа. Только объясни… Почему ты сбежал в Германию и долго не выходил на связь?
То есть меня подозревают в двурушничестве не только в Абвере, но и наши. Оттого столько висели на хвосте, проверяли — не пасут ли немцы.
— Дружки Мюллера не отходили ни на шаг. Дернулся бы — мигом получил бы пулю.
— Не доверяли…