— Я предлагаю вам спасение. И для Элен — тоже. Ее пребывание в Берлине послужит гарантией вашего благоразумия, — он пытается возмутиться и получает наотмашь по мордасам. — В противном случае у меня нет аргументов, чтобы уберечь ее от концлагеря.
— Вы… Боже! Она нужна была вам только для… для ваших низменных целей!
Нет, у нас платонически-возвышенный роман. Любовь и романтика сверх меры, когда среди любовного бормотания небрежно спрятаны вопросы о моих командировках в войска… В какие войска? Куда? Неожиданные слова молодой леди, что никогда не интересовалась политикой и армией.
— Предполагайте что хотите. Не будь Элен, с вами разговаривало бы Гестапо. Как вы думаете, легенды об их жестокости — вымысел или правда?
— Не знаю… И знать не хочу! Но и вам не верю. Вы предлагаете мне служить нацистам, против Королевства!
Закуриваю, предлагаю ему папиросу. Специально — дешевую немецкую, хоть в столе валяются две пачки французских «Житан». Он нервно затягивается.
— Да, сэр Колдхэм. Но, во-первых, вы давно служите Рейху — помогли нам восстановить военную промышленность вопреки интересам Британии и вразрез с Версальским абсурдом.
Он негодующе отмахивается. Мол, то бизнес, а шпионаж совсем другое дело.
— Во-вторых, я обязуюсь быть с вами на связи как куратор агента и не обременять заданиями, что приведут в тюрьму.
— Странно… Про вашу чисто бумажную работу — очередная ложь?
— О той работе сожалею. Очень спокойная была. Во время Польской кампании меня перевели в СД-заграницу, шестое управление РСХА. Попросту говоря, в иностранную разведку. Из скромности не похвастался перед Элен повышением.
Визави закрывает глаза и на минуту умолкает. Вонючая папироса в его пальцах медленно тлеет, он не горит желанием затягиваться этой гадостью. Размышляет.
— Допустим, Элен служит гарантией моей покладистости. Но что мешает признаться британской контрразведке — был вынужден поставить подпись ради спасения себя и племянницы?
Браво! Избавил меня от деликатных маневров.
— Давайте так. Сначала пишете заявление о добровольном сотрудничестве с нами. Потом рассказываете, где и как проникли на территорию Рейха, действовали в одиночку или с сообщниками, в какой мере вовлечена Элен… — он некультурно перебивает, требует не трогать племянницу, но я неумолимо заканчиваю: — А потом завершим с гарантиями лояльности.
Подписав роковые бумаги с выражением на лице «продаю душу дьяволу», он с тревогой обнаруживает в моих руках два толстых досье.
— Предположим, я поверю, будто вы только что приехали через Францию и ни с кем не успели восстановить контакт. Не важно. После варварской бомбежки Берлина Гейдрих обязан отчитаться перед фюрером, что нанес удар по британской пятой колонне. В ближайшие сутки будут арестованы ваши знакомцы — Франц Зусман и Хайнц Штейнер. Второй еще и на четверть еврей. К четвертушкам у нас отношение лояльное, даже призываются в Вермахт, но человек с еврейской кровью на службе МИ6 не имеет права на снисхождение.
По роже видно, успел с этими приговоренными пообщаться. Наверняка уже какими-то поручениями озадачил.
— Это жестоко, герр гауптштурмфюрер. Что я могу для них сделать?
— Заказать заупокойную службу. Они еще дышат и даже спят в своих постелях, но уже мертвы безвозвратно.