Лени вскинулась, потом опустила голову.
— Ты уничтожаешь даже мой протест.
— Дорогая, мы не в той стране и не в то время, чтобы баловаться протестом. Германия ввязалась в войну с великими державами. Пока не наступит мир, будут порядки военного времени.
Вздох. Слабый взмах рукой. Элен ее практически жалела.
— Что же мне делать? Как смотреть в глаза людям, знающим, что я создала «Триумф воли», рекламу нацизму на весь мир?!
Почему именно Вольдемар должен думать, как ей жить — взрослой, обеспеченной и очень известной женщине? Он не отмахнулся.
— Просто сиди тихо. Ты ни в чем не виновата. Твои фильмы о съезде и олимпиаде — гениальны. Ты показала, что увидела. Фюрер действительно потрясающая личность, с магнетической харизмой.
Лени криво улыбнулась.
— Показывать, что вижу… Мне снять правдивый фильм о Польской кампании?
— Не смей. Даже если удерешь в Англию.
— Почему?
— Фюрер не оставит без последствий. Британский режиссер может снимать про Гитлера любые гадости, высмеивать, оскорблять, ему все сойдет с рук. Тебе нет. Ты — своя, звезда. С тебя стократ больший спрос. Абвер или СД найдут из-под земли.
Она поднялась.
— А если арест поручат лично тебе?
По лицу Вольдемара пробежала тень.
— Выполню приказ. Поэтому не вынуждай меня.
— Ясно… Прощай!
С Элен фройлян Рифеншталь даже не раскланялась, скорее из-за взъерошенных чувств, не из грубости. Вольдемар проводил бывшую подругу взглядом, но даже не потрудился эскортировать вниз. Он спустился запереть замок, когда хлопнула входная дверь.
Вечер был испорчен.
— В Польше так скверно? Скажи правду!