В последние несколько лет я время от времени обращал внимание на случаи, когда люди используют указательный жест в естественной обстановке, в основном не сопровождая его речью. Это характерно для ситуаций, где по той или иной причине речь невозможна или неуместна. Одни из них достаточно просты, тогда как другие напоминают маленькие мыльные оперы с длинной предысторией. Каждый случай можно проинтерпретировать, выделив референциальный компонент («Обрати внимание») и социальное намерение. Вот несколько примеров:
Пример 1: Мужчина в баре хочет еще порцию виски; он ждет, пока бармен посмотрит на него, а затем указывает на свою пустую рюмку
Пример 2: Мы взбираемся на крутой берег реки, я уже наверху, а моя спутница, для того чтобы освободить руки и легче взбираться, передает мне книгу, указывая на торчащий из нее кончик ручки.
Пример 3: Люди стоят в очереди. Очередь продвинулась вперед, чего один из стоящих не заметил, поскольку оборачивался поговорить с кем-то, кто стоит за ним. Кто-то из стоящих еще дальше указывает ему, что впереди освободилось место.
Пример 4: Известный спортсмен стоит в очереди в аэропорту. На некотором удалении от него кто-то указывает на него своему спутнику.
Пример 5: Я встал в хвосте самолета, просто чтобы немножко размяться, рядом туалет. Подходит женщина и, увидев меня, указывает на дверь туалета с вопросительным выражением на лице.
Главное, о чем говорят эти совершенно тривиальные наблюдения, это разнообразие и сложность того, как указательный жест встраивается в нашу повседневную жизнь в самых разных ее формах и проявлениях. Во всех этих наблюдениях есть зазор между референциальным и социальным намерением, коммуникант по какой-то причине пытается направить на что-то внимание реципиента, а реципиент пытается придать своему вниманию соответствующее направление и понять, чего хочет коммуникант, причем иногда для этого требуется целая цепочка умозаключений. Например, на основании того, что моя знакомая указывает на ручку в блокноте, я должен сделать вывод, что она хотела бы, чтобы я позаботился о сохранности этой ручки; на основании того, что кто-то указывает на определенное место на полу, предполагается, что реципиент поймет, что его просят туда переместиться; на основании того, что женщина указывает на туалет в самолете, предполагается, что я должен сказать ей, стою ли я туда в очереди. Все эти случаи требуют знаний, общих для реципиента и коммуниканта (и, как я покажу ниже, эти знания должны быть для обоих общим смысловым контекстом). Таким образом, чтобы я понял социальное намерение женщины, спрашивающей о туалете (которое я, разумеется, сразу же раскусил), необходимо немало знаний смыслового контекста касательно самолетов, туалетов в самолетах, физиологии человека и способов избавления от продуктов жизнедеятельности организма, ожидания в очереди, правил вежливости, и так далее. Даже очень простой первый пример требует от обоих участников коммуникации понимания того, что клиент находится в баре, поскольку хочет выпить, что пустая рюмка препятствует реализации этого намерения, что у бармена есть выпивка, если клиент может заплатить, что в рюмку обычно наливают крепкие спиртные напитки, а не пиво и не вино, и т. д.
Можно было бы предположить, что использовать указательный жест для создания такой сложной коммуникативной ситуации может только тот, кто уже является носителем языка, иными словами, что способность к столь богатой коммуникации при помощи простого указательного жеста каким-то образом паразитирует на языковых навыках. Но, как мы увидим в следующей главе, человеческий младенец, прежде чем овладеет речью, уже умеет указывать, направляя внимание других на всевозможные объекты и сообщая им о весьма сложных социальных намерениях.
Второй тип человеческого жеста, представляющего собой целостный коммуникативный акт — это изобразительные, или пантомимические жесты (их еще называют иконическими, описательными и символическими). В той или иной форме изобразительные жесты присутствуют, видимо, в любой культуре. Коммуникант, используя изобразительный жест, разыгрывает некоторое действие руками и/ или телом (или, возможно, изображает некий объект посредством статичной позы), с намерением помочь реципиенту вообразить некий непосредственно не воспринимаемый референт (или некий не данный непосредственно в восприятии аспект текущей ситуации). Например, это может быть действие, которое коммуникант хотел бы попросить реципиента выполнить, или предмет, который он хотел бы получить из рук реципиента. Иными словами, тот, кто выполняет жест, символически изображает для реципиента целевую ситуацию. И вновь в этом случае, после того, как определен референт, необходимы дополнительные когнитивные операции, позволяющие сделать вывод относительно социального намерения коммуниканта.
Поскольку изобразительные жесты обычно описывают действие, которое в данный момент не происходит (или предметы и отношения, которые в данный момент непосредственно не воспринимаются), они, в отличие от указательного жеста, зависят от навыков имитации, выполнения действия по образцу или символизации — что в значительной мере объясняет, почему их не используют обезьяны. По всей видимости, чаще всего изобразительные жесты применяются, чтобы: (1) попросить вас выполнить
Пример 6: Я в Италии, в магазине сыров, прошу «пармиджано». Хозяин задает мне какой-то вопрос, которого я не понимаю, однако, действуя наугад и не зная правильного слова, делаю движения пальцами, как будто посыпаю макароны тертым сыром.
Пример 7: Я стою перед лекционной аудиторией и собираюсь начать лекцию. Знакомая в аудитории крутит пуговицу у себя на рубашке и смотрит на меня, хмурясь. И действительно, опустив глаза, я вижу, что у меня на рубашке одна из пуговиц расстегнута.
Пример 8: Охранник в аэропорту делает рукой круговое движение, предлагая мне повернуться, чтобы он мог просканировать мою спину.
Пример 9: В овощном магазине хозяйка на расстоянии нескольких метров от покупателя, наполовину повернувшись к нему спиной, наполняет по его просьбе мешок картошкой. В какой-то момент она останавливается с вопросительным видом, как будто спрашивая: «Хватит?» Покупатель делает рукой зачерпывающее движение, как только что делала она.
Пример 10: На шумной стройке один рабочий с использованием пантомимы показывает другому, находящемуся в десяти метрах, будто пилит цепной пилой.
Пример 11: По телевизору транслируют футбольный матч. Удар по воротам едва не завершается голом. Телекамера нацелена на тренера. Он раздвигает большой и указательный пальцы на расстояние около двух дюймов и, подняв руку, показывает своему помощнику.
Итак, что здесь происходит? Разыгрывается некоторое действие или, в последнем примере, представляется пространственное соотношение, которое в данный момент непосредственно не воспринимается, с тем, чтобы побудить реципиента вообразить соответствующее реальное действие или соотношение (и следом, в некоторых случаях, связанный с ним предмет), которое — при наличии общего смыслового контекста — позволит сделать вывод о социальном намерении. Так, мой сыплющий жест в сырной лавке показывает, что я намерен так поступать с тем продуктом, о котором прошу, и продавец может меня понять, только исходя из общего знания о том, для чего используется тертый сыр. Важно отметить, что понимание изобразительных жестов в основе своей зависит от понимания стоящего за жестом намерения произвести коммуникацию. Не понимая, что мое намерение — коммуникация, продавец увидит в том, как я изображаю посыпание макарон сыром, какое-то странное и неуместное инструментальное действие, а отнюдь не действие, призванное что-то ему сообщить (см. рассуждение Лесли (Leslie 1987) о необходимости «изоляции» притворных действий от реальных).
Поскольку изобразительные жесты почти всегда относятся к отсутствующим явлениям (в том числе к действиям, которые могут или должны быть совершены с воспринимаемыми объектами), они функционируют несколько иначе, чем указательные жесты, в плане того, чту символически содержится «внутри» жеста, а о чем приходится догадываться. Например, посетитель в баре, если перед ним нет пустой рюмки, может сообщить бармену, что хочет выпить, посредством изобразительного жеста, пантомимой показывая, как он наливает выпивку или подносит рюмку к губам — то есть изображая либо начальный, либо завершающий этап действия. В то же время, указывая на непосредственно воспринимаемую пустую рюмку (как в примере 1), посетитель обращает внимание бармена на то, что она пуста, и просит наполнить, что влечет за собой выполнение барменом желаемого действия. Насколько мне известно, до сих пор не проводилось систематических исследований того, какие аспекты ситуации подчеркивают различного рода жесты в различных случаях, когда речь невозможна, включая вопрос о том, когда человек отдает предпочтение указывающему, а когда— пантомимическому жесту. Скорее всего, исходно человек предпочитает указать на один из непосредственно воспринимаемых предметов, если это возможно и если этого достаточно для коммуникации; и только когда по какой-либо причине указание невозможно (например, когда содержащаяся в намерении референциальная ситуация в данный момент не воспринимается), люди пользуются изобразительными жестами.
И снова можно было бы предположить, что лишь тот, кто уже владеет языком, способен использовать изобразительные жесты в столь сложной коммуникации. Но и здесь, как и в случае указательного жеста, человеческий младенец, еще не владеющий языком по-настоящему, использует весьма сложные изобразительные и/или общепринятые знаковые жесты — хотя далеко не так часто, как указательные (см. главу 4). Кроме того, глухие дети, не владеющие ни звучащим, ни знаковым языком, на ранних этапах развития изобретают изобразительные жесты для чрезвычайно богатой и сложной коммуникации (Goldin-Meadow 2003b; см. также главу 6). Таким образом, изобразительные жесты не опираются на язык.
Подчеркнем еще раз, что хотя изобразительные жесты чаще всего используются для передачи действий, содержащееся в них референциальное намерение может быть также нацелено на предмет: «предмет, который делает
ebooksa