– К Бостону я решил, что это неоднозначный вопрос. Неважно. Мы выяснили… мы думали, что ожерелье принадлежало моему деду. К чему подливать масла в огонь?
– Дело в доверии, Ной. И в честности.
– Это бы тебя огорчило.
– Так огорчил бы меня! Лучше испытывать горечь, чем находиться в неведении! Господи! – Я провела рукой по волосам. – Ты должен был сказать. Не нужно было притворяться, что помогаешь мне, когда на самом деле мешал.
– Я пытался балансировать…
– Но у тебя не получилось, Ной. Ты не уравновесил меня и свою семью. Ты выбрал их. – Я покачала головой. – А знаешь что? Ты прав. Мы почти незнакомы. Мы по-прежнему едва друг друга знаем. – Я снова стала ледышкой, выпрямив спину и гордо подняв голову. – Я хочу получить его.
– Что? – обалдело уставился он.
– Я хочу вернуть ожерелье.
– Ты ведешь себя опрометчиво…
– Не говори мне, что мне делать или как себя вести. Оно принадлежало моей бабушке, так? Она просила его вернуть. Она сказала ему отправить ей ожерелье, а он отказался.
– Это было сто лет назад.
– А Элгин украл мрамор Парфенона, и Розеттский камень, и это до сих пор ужасная отговорка. – Возможно, я привела не самый удачный пример, учитывая, что Британский музей так и не вернул предметы искусства Греции и Египту. – Я хочу его вернуть.
– Оно хранилось у моей бабушки пятьдесят лет!
– А сколько лет оно принадлежало моей семье, кто скажет? Или ты поговоришь со своей семьей, или я.
– Эбигейл… – Он схватил меня за руку.
Я стряхнула его руку.
– Я серьезно, Ной. – Я прошла мимо него через розарий и вышла на лужайку, с трудом держа себя в руках. Улыбающиеся лица гостей смешались в хаотичный, сводящий с ума кошмар, водоворот слишком ярких глаз и визгливого смеха. Спотыкаясь, я пошла через них прямо ко входу в дом.
Я не собиралась предъявлять претензии Хелен Барбанел. Правда не собиралась.
Но когда она предстала передо мной в своем голубом платье, как снежная королева, с переливающимися драгоценностями на шее, меня прорвало.
– Почему вы сказали, что ожерелье моей бабушке подарил ваш муж?