— Ну… — он указывает на пакет, поднимая подбородок, — это для тебя.
Я провожу пальцами по табличке, ощущая косые линии в том месте, где почерк Мейкона вырезал мое имя чернилами. Но останавливаюсь, когда замечаю дату на марке.
— Ты отправил мне это спустя неделю после…
— После выпускного, — заканчивает он, резко и жестко. — Да.
Я снова смотрю на посылку, будто там правда может быть бомба. Но Мейкон наклоняется ко мне, его тело напряжено, словно он собирается с силами. Он очень хочет с этим покончить.
Дрожащими руками я медленно разрываю бумагу.
Хриплый голос Мейкона прорезает тишину.
— Я думал, это ты вернула его.
Остановившись, я поднимаю на него глаза.
— Изменило бы это что-то, если бы ты знал, что это была не я?
— Думаю, я бы лично отдал тебе его, если бы узнал, что его от тебя утаили. Но в семнадцать я был незрелым придурком. Не могу сказать наверняка, что сделал бы.
Я поглаживаю рукой коробку.
— Открой ее, — говорит он. — Пожалуйста.
Старая упаковочная бумага хрустит под моими руками. Внутри конверт, на нем большими печатными буквами выведено мое имя, и тонкая коробочка незабудкового голубого цвета. У меня перехватывает дыхание, потому что мне знаком этот цвет. Слова
Я осторожно ставлю коробку на стол и открываю письмо.
Почерк Мейкона неряшливый — некоторые буквы сбиты в кучу от нетерпеливости, в то время как другие растянулись по листу, прыгая. Слова выведены черными чернилами и вдавлены в бумагу с определенной силой. Я долго держу разлинованный лист, вероятно, вырванный из старой школьной тетради.
Мне страшно это читать. Но темные глаза Мейкона наблюдают за мной в ожидании. Его руки сжимаются в кулак. Я одариваю его быстрой, легкой улыбкой, как бы говоря:
А затем перевожу взгляд на страницу. И в эту же секунду в моей голове звучит тягучий голос, медленно напевающий. Раньше от него внутри все скручивалось, теперь же он проникает прямо в сердце, заставляя его биться все сильнее и сильнее.