— Чего ты ждешь? Вперед!
Делайла вскидывает подбородок, и в ее глазах загорается та искра, которую я ждал. Но я также вижу в них боль. Ее голос звучит напряженно.
— Я никогда не хотела причинять тебе боль. Я знаю, что солгала, но это была всего лишь…
— Очередная ложь между нами?
Делайла моргает один раз, прежде чем ответить:
— Да. Думаю, так оно и было. — Затем она уходит. И это ранит больнее всего.
Пол плывет у меня под ногами. Признание Сэм ударило отбойным молотком по моему сердцу. Но ссора с Мейконом сделала в сотни раз больнее. Меня всю трясет.
Мы оба солгали. Оба подвели друг друга по-своему.
Ложь все равно остается ложью. Мы собирались преодолеть ошибки прошлого и начать все с чистого листа, выложив все карты на стол. И все же я утаила звонок Сэм. А он собирался всю жизнь хранить секрет о проделке Сэм, будь его воля.
От мысли, что они с Сэм разделяли эту тайну, у меня скручивает желудок. Я знаю, что Мейкон чувствует то же самого из-за моего молчания о звонке Сэм.
Он прав. Если мы не можем полностью доверять друг другу, то какой в этом смысл?
Слезы затуманивают глаза. Мейкон выгнал меня. Это ранило больнее всего. Я убралась из его комнаты так быстро, как только могла, чтобы он не увидел, как я разваливаюсь на части.
Сэм нет в доме. Я понятия не имею, куда она ушла, и, если честно, меня это не особо волнует. Я сказала Мейкону, что хочу поговорить со своей сестрой — поскольку знала, что это выведет его из себя, — но я испытываю только чувство отвращения к ней и к себе, потому что не знаю, что бы я сделала прямо сейчас.
Я направляюсь к маме, потому что, кроме отеля, мне больше некуда идти. Рыдание вырывается наружу, как только я покидаю дом Мейкона. Он стал и моим домом тоже. Я понимаю, что он зол и хочет побыть один, но оставить его в одиночестве — сродни предательству. Часть меня хочет развернуться и сказать ему: «Я никуда, черт возьми, не уйду». Но я причинила ему боль, и, если он хочет побыть один, я дам ему это.
Мама принимает меня без вопросов, хотя я знаю, что она видит, что я плакала. Она молча моет посуду, предоставляя мне минутку уединения.
Я сижу на своем обычном месте за столом, чувствуя себя двенадцатилетней. Меня так и подмывает попросить печенье с арахисовым маслом. Меня успокаивают знакомые звуки уборки и слабый аромат лимона, исходящий от дубового стола.
— Итак, — говорю я с дрожью в голосе. — Я снова здесь.
— Итак, — говорит она, откладывая тряпку для мытья посуды. — Что все это значит?
— Мейкон… — это все, что я могу выдавить, прежде чем расплакаться.
Когда слезы наворачиваются на мои глаза, мама ахает и садится рядом со мной, обхватывая своей холодной рукой мою.