— Потому что я завидовала!
Ее крик ударяет, словно пощечина. Я смотрю на нее.
— Чему? Моему одиночеству? Тому, что меня дразнили всей школой? Из-за того, что я полненькая, невзрачная и обычная? Что из этого ты жаждала получить, Сэм?
Она вытирает глаза.
— Думаешь, ты была невзрачной? Ты была хорошенькой.
— Ох, ради всего святого… по сравнению с тобой я была в лучшем случае чуть ниже среднего. И ты при любом случае напоминала мне об этом.
Сэм хмурится, но потом смеется, словно я ошибаюсь.
— И все же он никогда не смотрел на меня так, как на тебя. Он никогда не говорил со мной так, будто действительно хотел знать, о чем я думаю. Он дал прозвище тебе, а не мне.
— Мейкон? — Я не могу в это поверить. — Он ненавидел меня. Он встречался с
— Он просто балду со мной гонял. — Она горько поджимает губу. — И есть тонкая грань между любовью и ненавистью. Ко мне он в лучшем случае относился равнодушно. Его внимание привлекала ты. Боже, никто даже не называет его Мейконом, кроме тебя.
Так непривычно видеть ее ревность, что у меня невольно падает челюсть. Я прикладываю усилия, чтобы обрести голос.
— Так это все было из-за Мейкона?
Сэм пожимает плечами и прижимает руку к груди.
— Нет. Не все.
— Тогда что?
— Ты была их любимицей, — шепчет она. — Мамы и папы. Они всегда гордились тобой. — Ее голос приобретает мамин тон. — Наша Делайла снова стала отличницей. Вы пробовали запеканку Делайлы, могу заявить, что она лучшая в пяти округах. Делайла такой особенный ребенок.
Я поражена. Долго не могу вздохнуть.
— Они должны были это говорить. Потому что я была чертовски несчастна и они это знали!
Серо-голубые глаза Саманты, так похожие на мамины, вспыхивают от возмущения.
— Они говорили это, потому что считали так, Ди. Ты не можешь быть настолько глупа. Они любили тебя больше.