Скажи

На улице уже стемнело. С неба плавно опускался снег, и Марина заворожённо наблюдала за плывущими белыми хлопьями, наслаждаясь тишиной зимнего вечера, неспешно вышагивая по вычищенным дорожкам. Даже не достала наушники – просто вслушивалась в звук своих шагов; в то, как скрипел снег под подошвами зимней обуви, и этот звук бальзамом ложился на душу, неожиданно возвращая далеко в детство.

Марина не знала, почему, но она остро ощущала внутри себя тёплые волны нахлынувшей вдруг ностальгии и не могла прекратить улыбаться.

Она вообще часто улыбалась в последнее время – порой без причины. Но в груди было так спокойно и тихо, девушка окуналась в полнейшее умиротворение с головой, и настроение могло подняться практически из-за чего угодно, будь то чистое небо с ярким солнцем на нём, или греющая ладони кружка тёплого малинового чая, или возможность просто вздохнуть, насладиться спокойным, почти что замершим во времени моментом – какой был сейчас, например.

И она наслаждалась, растягивая губы. Ровно до тех пор, пока голову не посетила внезапная, но ещё более приятная мысль – а почему бы не скрасить одиночество присутствием кое-кого очень особенного?

И пальцы одной руки потянули за перчатку, стаскивая её с другой ладони, тут же мимоходом убирая в карман. Вместо этого выуживая оттуда же успевший остыть телефон, снимая блокировку прикосновением пальца к TouchID и привычно находя среди диалогов переписку с Егором. Несколько движений пальцев – и уже набранное сообщение дошло до получателя.

Ответ вернулся очень скоро, что девушку несказанно порадовало, потому что руки начинали замерзать без тёплых перчаток. Улыбнулась, глядя на его сообщение, в котором он приглашал посмотреть кино у него, и быстро напечатала ответ, обещая, что совсем скоро присоединится. Шмыгнула носом и, заблокировав телефон, убрала его в карман. Снова натянула на пальцы перчатку, неосознанно ускоряя шаг.

Перспектива увидеть его всегда неизменно радовала.

А когда он узнал, что она снова была в школе, упрекнул, что не предупредила и не сообщила – он бы забрал её, проводил до дома, чтобы не ходила вечерами по улицам одна. Да и чтобы просто не ходила одна.

Марина тут же запротестовала. Мол, она не маленькая девочка, да и к тому же она не хотела его напрягать. Но не смогла сдержать улыбки, глядя на то, как он забавно хмурил брови и всем своим видом выражал крайнюю степень беспокойства, которое блеснуло в карих радужках.

А потом снова прижалась к нему, грея нос о его щёку, пока он поглаживал её по волосам, аккуратно пропуская запутанные из-за ветра и влажные от снежинок пряди сквозь пальцы.

Было тепло и сладко, совершенно прекрасно рядом с ним. Она ощущала это каждый раз, когда они были вместе. Он защищал её от всего вокруг: холода, когда сильнее укутывал в свой шарф, потому что она решила, что в свитере с воротником не замёрзнет; невольно скользнувших в голову грустных мыслей, когда покупал сладости и глупо шутил, но она всегда хохотала как ненормальная; неприятных людей, когда несколько раз уже заступился перед тем же Гордеевым; или усталости, когда просто помогал ей с различными делами, чтобы она закончила побыстрее и отдохнула, наконец, или позволял уснуть на своём плече, случайно, но уютно, легонько посапывая в тишине, и он слушал это сопение, вслушивался в него изо всех сил, улыбаясь, потому что она была такой милой, когда спала. Особенно когда спала в его руках, и он тут же брался аккуратно поглаживать её по волосам или плечу.

Марина, наконец, поняла, что значил комфорт в отношениях. А он значил многое, потому что если отношения доставляли один лишь негатив и высасывали все силы, то, собственно, зачем они тогда были нужны? И это касалось не только романтической части, но и в принципе любой нити общения с кем бы то ни было.

Просто потому что люди, что были рядом, не должны тяготить – и после разговоров с ними не должно оставаться ощущения какой-то нелепой недосказанности, опустошения и тяжести. Напряжения, сковывающего всё тело и разум вместе с ним.

Не должно.

Мысли прервал звук открывшейся двери, и тонкая полоска тёплого света на стене, что пробивалась сквозь маленькую щёлку, бросаемая встроенными в натяжной потолок коридора лампами, стала расширяться. Марина повернула голову, открывая глаза, встречая взглядом маму, которая теперь стояла в дверном проёме, касаясь рукой косяка и, кажется, легко улыбалась.

– Привет, мам, – протянула Марина, переворачиваясь на спину и подкладывая под голову одну из небольших подушек.

– Привет. Ты не против, если я включу свет? – спросила мама, и её рука уже заранее потянулась к выключателю, что находился в паре десятков сантиметров от двери.

– Да, конечно.

Свет резанул по глазам слишком сильно, и, хоть из всех пяти таких же плоских светильников в белом потолке горело всего два, даже они показались невыносимо яркими сейчас. Марина сощурилась, поднимая руку ко лбу и прикрывая глаза от прямого потока тёплого света предплечьем. Встала, усаживаясь чуть подальше на диване, чтобы освободить место маме, которая как раз направилась прямо к ней. Опустилась на самый край, сложив руки на коленях. Гейден сжала пальцами одну из подушек и обняла, слегка облокачиваясь на неё.

– Ты сегодня поздно, – мягко заметила мама. Её взгляд на несколько секунд оторвался от лица дочери, коснулся окна и тут же вернулся обратно. – Будешь ужинать?