Скажи

Теперь она отвечала лишь за техническую часть.

Помогала в написании сценария, взаимодействовала с участниками, отвечала за собрания и репетиции, на каждой из которых обязательно присутствовала. Она в буквальном смысле стала правой рукой Алёны, и та была ей безмерно признательна. Подготовка шла полным ходом. Они не сбивались с темпа и очень даже успевали доработать каждую мельчайшую деталь вечера. В конце концов, до праздника в самом деле оставалось всего ничего.

Неделя.

А Марина хотела, чтобы в этом году он получился действительно стоящим. Чтобы запомнился. И девятке, и десятке, и выпускникам в частности.

Ей самой.

Егор знал: девушка в самом деле стремилась выложиться по полной, ведь это был последний её Новый год в этой школе. В этих стенах, с этими людьми. И именно прочувствовать получившуюся работу, насладиться ею сполна. Не со сцены, не будучи участником, а находясь в зале.

В первый раз – в качестве зрителя.

Егор не переставал изумляться этой её увлечённости изо дня в день всё сильнее. Это был практически восторг – и его, когда он видел и в очередной раз осознавал, сколько всего она делает от всего своего сердца, сама, а не потому что это просто надо; и её, когда она снова и снова рассказывала ему о чём-то, что произошло на репетиции или решилось в организаторской.

Он слушал охотно, понимая, что прекраснее всего в этой ситуации для него было видеть её сияющие глаза. Наблюдал, как голубые радужки становятся ещё чуточку ярче, как губы растягиваются в практически счастливой улыбке, пока она увлечённо говорила. Настолько увлечённо, что, вероятно, и сама не замечала этого в себе.

А зря – в такие моменты она казалась самым счастливым человеком на планете. Человеком, которому действительно нравилось то, чем он занимается. Она говорила и говорила, вдаваясь в подробности, активно жестикулируя, сопровождая рассказ смехом и живыми эмоциями.

Она светилась вся абсолютно, и Егор чувствовал, как и сам начинает радоваться, каждый раз всё сильнее.

– Действительно, – недовольно произнесла Диана, отрываясь от электронной книги, которую читала в телефоне, и подняла голову. Стрельнула в своего молодого человека пристальным неодобрительным взглядом. – Поговори тут ещё. Ты-то лентяй, а Марина, можно сказать, и света белого не видит.

Тёмные волосы были собраны в высокий хвост на затылке, слегка сбитый вбок, уже изрядно распустившийся и растрепавшийся. Отдельные выпавшие прядки ложились на ткань светло-голубой рубашки на спине и по плечам. На некоторые из них падали солнечные лучи, делая их светлее, цвета густого молочного шоколада с едва заметным рыжим отблеском.

– Так кто ж ей не даёт-то? – Паша снова открыл один глаз. Вытащил из-за головы руку, указал на приоткрытую створку окна, что находилось по правую сторону от него, и от взгляда не укрылось, что двигался он с жуткой неохотой, не забывая размеренно покачивать закинутой одна на другую ногой. – Вот окошечко, посади её прямо перед ним, и пусть хоть залюбуется светом белым.

Егор едва сдержал смех, насмешливо подняв брови и наблюдая, как Лисовская практически уничтожает Киричука недобрым взглядом, а затем качает головой и снова опускает глаза к экрану смартфона. Они увлечённо заскользили по строчкам, и создалось ощущение, что она за считанные секунды сумела окунуться обратно в книгу. И целиком забыть про Пашу, которого ещё пару мгновений назад совершенно точно готова была прибить.

Марина подоспела как раз к началу урока. Преподаватель задерживался, поэтому она мягко скользнула в класс, прикрывая за собой дверь, и двинулась вдоль ровных рядов парт к своему месту. Егор ощутил, как его плеча легко, почти невесомо коснулись кончики её пальцев, когда она проходила за ним, и это движение было таким привычным, знакомым и правильным, что отдалось мягким ощущением умиротворения за рёбрами. А Марина тем временем усаживалась на свой стул и опиралась о ладонь подбородком, поворачивая к нему голову и слегка наклоняя её вбок. Улыбнулась как-то будто бы устало, но абсолютно светло, и прикрыла глаза.

В классе снова было шумно. Громче всех, в своём репертуаре, что-то за спиной Рембеза вещали Гарипов и Доронин. Он пытался не вслушиваться в слова, которые тянулись одной непрерывной ниткой звуков, порой каких-то неровных и испачканных слишком резкими шумами. Будто набегающими волнами, раздавались звонкие взрывы смеха, иногда подряд, иногда – после небольшого перерыва, в течение которого парни опять рассказывали какие-то нелепые истории и глупо шутили.

Глупые шутки нынче веселили сильнее любых других, и порой даже не хотелось задумываться, почему, ведь Егор и сам частенько вклинивался в болтовню, посмеиваясь или ухмыляясь с них.

Марина завела какой-то разговор с Дианой, а Паше, как казалось на первый взгляд, всё-таки удалось заснуть. Но нет – его выдавала всё та же нога, которой он ритмично подёргивал.

Дверь со скрипом приоткрылась, однако звук этот, почти неслышимый из-за дружного гогота старшеклассников, растворился практически мгновенно, и заглянувшего в класс преподавателя никто кроме Егора, кажется, не заметил. Это был мужчина лет сорока, высокий, с аккуратной чёрной бородой и горбинкой на носу. Он тоже преподавал литературу, но в параллельном направлении физико-математического профиля. Мужчина быстрым взглядом окинул выпускников, видимо, чтобы удостовериться, что попал куда надо, и сильнее распахнул дверь, входя в кабинет.