– Нет, господин, – выдавил он наконец. – Король Сигтригр ведет с собой всего шестнадцать человек.
Мне подумалось, что Эдуард настоятельно попросил Сигтригра не приводить с собой армию.
– Шестнадцать человек, – проговорил я. – Так, значит, это крохотная таверна с кислым элем и скверной жратвой?
– Господин, я не знаю, – пролепетал управляющий.
– Ты поместил короля в вонючий притон, потому что он язычник? – спросил я и, не дождавшись от дворецкого ответа, вынужден был сам спасать его из затруднительного положения. – Это местечко и для нас подойдет. – Я подмигнул тощему священнику. – Мы, язычники, соберемся все вместе и будем по ночам приносить в жертву девственниц.
Юнец перекрестился, а я протянул к нему окровавленную руку.
– Проследи, чтобы мое имя было и в списках витана, – рявкнул я. – Не то мы и тебя принесем в жертву.
– Да, господин, – промямлил он.
– У тебя грязь на лбу, – указал я. – И у него тоже. – Я ткнул пальцем в другого священника.
– Сегодня же великая пятница. День, когда умер наш Господь.
– Поэтому вы и прозвали ее великой?
Клирики уставились на меня в ужасе, а мы пошли в «Буйвол».
Сигтригр приехал на следующий день.
Он был в гневе. А чего стоило ожидать? Я единственный, на кого он мог этот гнев вылить.
– Ты его не убил? – вопил он. – Держал меч у его горла и не убил?
Я дал ему выговориться. Он в ту ночь напился, и я убедился, что одноглазый способен плакать так же, как любой другой человек. Сварт, командир его ближней дружины, уложил его в постель, а сам вернулся и нацедил себе кружку эля.
– Лошадиная моча, – гадливо промолвил он. – Вонючее саксонское пойло.
Сварт был верзилой, настоящим исполином-воином с широкими плечами и густой черной бородой, в которую он вплел две нижние волчьи челюсти.
– Когда Скёлль напал на Эофервик, мы были в Линдкольне, – сообщил он.
– Почему в Линдкольне?