Да, месть сладка. Христиане в своих проповедях городят насчет мести несусветную чушь. Мне доводилось слышать, как священники строго внушали своей пастве покорно принимать побои и даже подставлять другую щеку, чтобы досталось и ей. Но это значит пресмыкаться. Мне что, пресмыкаться перед Скёллем? Я жаждал мести, и только месть могла ублажить дух Стиорры. Месть – это правосудие, и я позволил Винфлэд вершить его.
Большинство изнасиловавших ее уже погибли и остались гнить в том безвестном месте, где воины Осферта их настигли. Этим же предстояло умереть у нее на глазах. Я велел раздеть их донага, а потом заставил ее смотреть, как они пляшут на веревке, мочатся и ходят под себя, задыхаясь. Уже при казни второго она улыбалась, а последним звуком, который слышал пятый, умирая, был ее смех. Славная Белочка.
Оставался только юнец. Я выждал, когда пятый затих, потом накинул петлю на шею мальчишке. Он, хотя и был одет, дрожал.
– Тебя как зовут, парень?
– Иммар Хергильдсон.
– Ты только что видел, как умер твой отец.
– Да, господин.
– Тебе известно, за что его казнили?
Иммар покосился на Винфлэд:
– Из-за нее, господин.
– Ты не воспротивился, когда ее насиловали.
– Я хотел, да отец… – Он всхлипнул.
Я потянул за веревку, заставив Винфлэд охнуть. Я потянул снова, подвесив Иммара Хергильдсона на высоту ногтя над жухлой листвой.
– Иммар, мечом махать умеешь?
– Да, господин, – прохрипел он.
– Отец Ода! – воскликнул я.
– Господин?
Попа-датчанина явно не потрясло ничего из того, что происходило в дубраве.
– Скольких людей ты видел повешенными сегодня?
– Шестерых, – хладнокровно ответил он.