Война волка

– Хочется в это верить, – эхом отозвался Финан.

Это моя вина. Выяснить, что произошло в Эофервике, можно было и попозже: для Сигтригра это не имело никакой разницы – он либо жив, либо мертв. Но я поддался нетерпению, и теперь у нас на плечах сидела маленькая армия мстительных норманнов. Проклятие действовало! Мне стоило не разыскивать Бедвульфа, а отправиться прямиком домой. Теперь, напав на людей Скёлля и захватив пленников, я перестал быть охотником и превратился в дичь. Оставался еще маленький шанс на то, что Скёлль решит, будто мой отряд – только авангард нортумбрийской армии и основные силы неподалеку. Покуда норманны видели лишь горсть моих людей, но вскоре их разведчики выяснят, что нас более девяноста человек. С какой стати затевать бой, который сулит Скёллю Гриммарсону только дополнительные потери? Хотя шанс был слабенький.

Я обернулся и бросил взгляд на гребень. План спуститься наискось по склону с другой стороны холма, чтобы снова выйти на дорогу, потерпел крах. С гребня я увидел пять или шесть десятков норманнов, скачущих по долине на восток наперерез. Еще большее количество северян мчалось за нами. Два отряда преследователей. Скёлль Гриммарсон решил поймать нас в капкан.

Чтобы выбраться из клещей, я повернул на юг.

Мы превосходили числом меньший из отрядов, который скакал на восток вдоль дороги, но нападать на него смысла не было. Могли бы развернуться, галопом слететь с холма и опрокинуть этот заслон, но я не мог позволить себе терять в схватке людей и лошадей. Кто-то окажется ранен, и мне придется либо бросить их на милость Скёлля, либо тащить с собой во время отступления. И это если нам удастся отступить, потому как более крупный отряд норманнов наверняка поспешит на выручку своим товарищам. Так что единственным шансом было бежать на юг и молиться о скорейшем приходе ночи, до которой оставалось еще два или три часа.

Впрочем, осознав настоящую нашу численность, ближайшие преследователи придержали коней. Норманны превосходили нас, но выигрывали от схватки столь же мало, как и мы, – до тех пор, пока к ним не подойдет подкрепление, обеспечив легкую победу. Перевалив через еще один холм, мы обнаружили протоптанную в вереске скотом тропу и, следуя по ней, прибавили хода. Перед нами простирался склон, упиравшийся в поля. Я заметил поднимающийся дымок от невидимого пока поселения. Где-то впереди, очень далеко впереди, лежала Мерсия, но помощи оттуда ожидать не стоило. Обитатели здешних ферм были поголовно даны, а даны, живущие в южной Нортумбрии и северной Мерсии, приучились вести себя осторожно.

– Господин! – окликнул меня Финан.

Я обернулся и увидел небольшую группу молодых норманнов, нагоняющую нас. Они гнали галопом, не разбирая дороги, и каждый держал копье. Их было всего восемь. Что могли восемь человек сделать против девяти десятков?

Могли задержать нас и добились этого. По преимуществу эти восемь держались позади, но время от времени переходили в галоп, обозначая угрозу. И всякий раз мы были вынуждены повернуться к ним, а они же уклонялись в сторону, избегая боя. Каждая остановка и каждый разворот замедляли наше продвижение. Снова и снова юнцы наскакивали, а потом сворачивали, и снова и снова нам приходилось встречать их лицом к лицу, а я знал, что более многочисленные отряды врага нагоняют нас. Требовалось поторапливаться, поэтому я отдал Финану под начало двадцать воинов и приказал им двигаться справа от дороги, а еще двадцати под командой Берга – слева. Они по очереди перехватывали назойливых преследователей, давая возможность остальным идти дальше без помех.

Я ехал рядом с Энаром Эриксоном, пришедшим в себя. Я улучил момент и усадил его как надо в седле, хотя руки пленника оставались стянуты за спиной, а лодыжки привязаны к кожаным стременам.

– Так что случилось под Эофервиком? – спросил я у него.

– Эофервиком? – Он был сбит с толку, потому что я использовал саксонское название города вместо привычного норманнского.

– Под Йорвиком.

Дождевые капли стекали с его шлема и усов.

– Если я тебе скажу, то буду жить? – осведомился он.

– Ты умрешь, если не скажешь.

– Мы проиграли, – коротко сообщил Энар.

Он пригнулся, ныряя под ветку, и едва не потерял равновесие. Пустоши остались позади, дорога шла через заросли чахлых ив. Когда, миновав деревья, мы оказались на ровном пастбище, я оглянулся и увидел, что большой отряд противника находится в миле позади нас, но начинало смеркаться, и норманны, вопреки своему численному перевесу, уже проявляли осторожность. Группы преследователей объединились, и сообща они превосходили нас почти вдвое, но по-прежнему не выражали стремления драться. Я не видел среди врагов белого плаща Скёлля, но предположил, что он наверняка поставил во главе погони другого командира и дал ему наказ не лезть на рожон. Если Энар сказал правду, Скёлль определенно понес под Эофервиком потери и, без сомнения, не хочет их усугублять, а даже при двойном перевесе победа над нами обойдется недешево. Он объявил Сигтригру войну, потерпел поражение в первой битве, и теперь ему пригодится каждый воин, чтобы противостоять ответному удару моего зятя. По крайней мере, я на это надеялся.

Солнце стояло уже низко и пряталось за темными громоздящимися тучами. Порывистый ветер принес дождь. Мы миновали усадьбу, обнесенную крепким частоколом, где из дыры в кровле господского дома курился дымок. Мои уставшие воины надеялись, очевидно, что я поведу их на штурм крепостцы и обеспечу им укрытие с очагом, но, остановившись тут, мы наверняка побудили бы преследователей начать осаду, поэтому наш путь лежал дальше, в мокрые сумерки.

– Итак, вы проиграли, – обратился я к Энару. – Как это произошло?