Изумрудная скрижаль

22
18
20
22
24
26
28
30

Максимов обошел старика стороной, сделал вид, будто не заметил. У ворот помешкал. А если этот уродец побежит и скажет Аните, что ее благоверный уже вернулся? Он к ней вроде бы неравнодушен. Умора, но наябедничать может вполне.

Была не была! Пять минут у Лилит ничего не решают.

Придерживая ружье и ягдташ, Максимов на скорости пересек нижний холл замка, взлетел по ступенькам наверх. Этот путь он изучил досконально, мог пройти с закрытыми глазами, так что и отсутствие света не мешало.

Подошел к двери комнаты Йонуца (так и называл ее по привычке, хотя никакого Йонуца уже и в помине не было), достал из кармана железную загогулину-ключ и вдруг обнаружил, что дверь не заперта. Сердце екнуло, он всегда тщательно запирал замок, когда уходил от Лилит. У нее имелся собственный ключ, но она, объятая страхом перед графом Ингерасом и его постояльцами, никогда не выходила из своего добровольного заточения.

Над головой, близ кабинета графа, бубнили чьи-то голоса. Максимов не стал прислушиваться, шагнул в комнату. В ней все было как прежде, ничего не тронуто, не сдвинуто с места. Дверцы шифоньера закрыты. Слыша, как колотится пульс, Максимов распахнул их и постучал в стенку: тук, тук-тук-тук, тук. Условный сигнал, о котором они договорились с Лилит еще при первой встрече.

Обычно она открывала сразу, но сейчас за стеной – ни звука. Максимов подождал и постучал вторично, громче и настойчивее. Тук, тук-тук-тук, тук.

Никакого ответа.

Расставшись с О’Рейли, Анита не стала возвращаться к себе. Путь ее лежал в башню, где находилось обиталище графа Ингераса. Добившись столь малых успехов в разговоре с ирландцем, она горела желанием разрешить другую шараду, которая занимала ее уже несколько дней. Строго говоря, решение она знала, но не отказала себе в удовольствии устроить небольшой водевиль.

Анита шла черными коридорами и знала, что за ней следят. С этим ощущением она успела сродниться и боялась теперь лишь одного: как бы ее не упредили, не оборвали жизнь, не дав разыграть все сцены, намеченные ею в импровизированной пьесе.

Она это, впрочем, учла и, едва подойдя к лестнице, ведущей на вершину башни, громко крикнула в пролет:

– Ваше сиятельство! Можно с вами поговорить?

Отголоски еще отражались от стен и потолка, носились, подобно летучим мышам, туда-сюда, а она уже поднималась по крутым ступенькам. Понятно, что убивать ее здесь, когда граф уже осведомлен о ее появлении, никто не решится, а вот следить едва ли перестанут. И это тоже входило в ее расчеты.

Взвизгнула петлями дверь. Ингерас высунулся из кабинета, вгляделся в темноту.

– Это вы? – спросил приглушенно. – Почему вы не в постели? И… зачем кричать?

Поднимаясь, Анита отметила, что ее физическая форма далека от идеальной. Сказалась, конечно же, и кровопотеря. Ничего, неделя-полторы, и можно будет посостязаться с Алексом в беге наперегонки. Еще поглядим, кто кого.

Стараясь дышать ровно, Анита одолела высокий подъем и предстала перед хмурым графом. Приветствовала его дружелюбной улыбкой.

– Вы напрасно на меня ворчите. Три дня уже прошли, а постельный режим вы не продлевали. Так что я на законных основаниях могу размять ноги. Ходьба – это ведь полезно?

– Безусловно, – процедил он. – Вы пришли поговорить? Проходите.

– Спасибо. – Анита, преодолев отвращение, взяла его за безобразную, лишенную ногтей кисть и сделала шаг, очутившись от него на расстоянии, не превышающем длину мизинца. Произнесла проникновенно, с благоговением: – Вы очень любезны, милый граф…

Он смотрел на нее как на дуру. Что говорить, она на его месте смотрела бы точно так же.