– У меня нет достояния и никогда не было, а тебя послушать, так это я царица лесов, полей и рек. Ну как моим ближним может быть человек образованный, богатый, самодостаточный? – она этого искренне не понимала. – Говорят, что Его Величество красавец писаный, собой хорош, наследник знатного рода. Это ведь даже не смешно, что вампирам что-то от меня могло понадобиться.
– От тебя ничего, от твоей земли – имидж и царство в придачу. «Истинно, – сказал Спаситель, посылая человека продать землю и раздать нищим, – истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, вовремя сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной».
Не об этом ли мечтает обделенная половина человечества, чтобы иметь все ныне, во время гонений, как имеют вампиры?
Манька пожала плечами.
– Как я, сидя в курятнике, на толстом слое помета, могу думать, что я интересна хозяевам целой страны? Любой врач поставит мне диагноз: шизофрения.
– Маня, ты хранишь в себе столько знаний! Ты и есть знание. Ты вот заглянула в себя, увидела ужас, посидела, подумала, пошла к соседу: а давай мы вампира ограбим, я сама не могу, но тебя никто не знает! И ограбили… Так что, они не только тобой интересуются, они еще за тобой приглядывают, вовремя отвращая людей. На месте вампира я бы в тот же день сжил тебя со свету, чтобы не рисковать. Правда, и живые мысли закончились бы в тот же день, а без живых мыслей трудно стать Царем, но лучше синица в руке, чем журавль в небе.
Манька задумалась: люди так внезапно менялись в отношении к ней, что она зачастую не успевала понять, за что и каким образом человек увидел в ней врага. Происходило это как-то вдруг, но каждый раз перед тем она предчувствовала, что это случится. За неделю, за месяц. Один кузнец Упыреев не исчезал из ее жизни, не становился равнодушным, и так искренне радовался ее неприятностям, что она переставала считать неприятность бедой. Странные у нее с кузнецом Упыреевым сложились отношения – теплые. Он ее костерит, клянет, на чем свет стоит, все смерти ей желает, а она все прощает, верит, что он добрее, чем кажется, и все надеется на него, то работу придет просить, то искать сочувствия, то совета. Ведь ни в одном разе не помог.
Уж не он ли за ней присматривал?
Манька вопросительно посмотрела на Дьявола.
– Распяли, а потом спокойно смотрят, как человек гибнет?
– С радостью. В душе вампира – рай, а к проклятому в конце концов придет из сердца страшная правда и полчища проблем станут одним мгновением – и умрет, гонимый Святым Духом на смерть, а Святые Отцы даже кладбищенской земли для него пожалеют.
Маньке снова задумалась, прислушиваясь к себе. У нее тоже был рай, когда она думала с любовью о Благодетелях, а когда о себе, видела только гнилой корень, который нужно вырвать. Душу было жалко до слез – свою изуродованную матричную память, которая перестала быть помощницей. И не могла поставить себя на место вампира, почувствовать то же, что чувствует он.
– Но, если мы друг другу так близки, должно же быть между нами что-то общее.
– Есть. Пограничные чудовища.
– А если я возненавижу мир, как он?
– Не поможет, твоя ненависть будет идти от сознания, а не из сердца.
– И никак нельзя вернуть вампира к жизни?
– Никак. Ему хорошо, значит, и мудрость его хороша.
Манька снова задумалась. Правильно, если бы у нее в жизни все сложилось, стала бы она слушать Дьявола? Зачем ей тот, кто пришел разрушить ее мир? А если бы пришел вампир? С такой любовью, может, и отдала бы все имущество, как те, которые побежали вслед Спасителя, отдавая имущество его ученикам. Сколько раз ее мошенники раздевали, а она нет-нет, да и попадалась на их удочку снова, как будто что-то в уме переклинивало – вот это и страшно.
– Ну хорошо, открыла я железо, но разве что-то изменилось?