– Твоя нужда поднимает против него им же созданного древнего вампира, как те, что следуют за тобой. В твоей душе нищеты нет, она в твоем сознании, когда смотришь вокруг, а у него нищета в душе, а в сознании – рай. Но что лучше, внутреннее состояние или осознание? Палка о двух концах… – вы застряли во времени, в тот момент, когда твой ближний убивал землю. Поэтому обычному человеку и одного простого дома хватает, а вампир и при десяти дворцах чувствует себя бездомным.
– А при чем тут мои мечты? – прищурилась Манька, насторожившись.
– Древние, что тебе о боголепии Благодетелей вещают, как зеркало – врать не умеют, можешь им верить. Слова они воруют у сознания. Те, что ты слышишь, у вампира, а те, что слышит он, взяты у тебя. А о чем твое сознание мечтает? О теплом доме, о хлебе насущном, о деньгах, чтобы проблемы решились.
– Могу помечтать о лесоповале, чтобы прямая просека до гор, а то приходится все время перелезать через валежники, – горько пошутила Манька.
– Дорогу вампир будет строить там, где сам бывает, зачем ему дороги в лесу?
– А если вампир умрет первым, будет мне какое-то облегчение?
– Легче не станет, – не стал Дьявол обнадеживать. – Люди ему в Божьем царстве нет-нет да показывают зубы, пока ты здесь, а там… Что здесь херувимы осанну поют, что там будут петь, только все твои враги выйдут наружу. В Небесном царстве бытием человека становится то, что он принес с собой. Если здесь враги унижают тебя тайно, и сознание еще как-то борется с этим, то там унижать будут явно.
– Тогда смерть не наказание, а избавление, – ужаснулась Манька.
– Для тебя избавление, для вампира – наказание.
– Тяжелая у тебя работа: разбирать человеческие сопли с сахаром, – посочувствовала она Дьяволу.
Дьявол зачерпнул из котелка еще одну кружку чая.
– Ты не представляешь, что значит быть Дьяволом, – пожаловался он. – И хотел бы помочь человеческому горю, но как, если нечестивый Бог унесет мои мысли? Вот сидим с тобой, и нет рядом человека: лес, ночь, тихо, спокойно, и кажется тебе, что мир – он такой, он задремал… Но на другой стороне планеты светит солнце и поезда бегут по рельсам. И даже тут, недалеко от нас, в ближайшем селении, в четырех днях пути, плачут четыре человека.
Маленькая девочка, которую изнасиловал отчим. Мать узнала, избила, выставила на улицу в одном исподнем – и она стоит под дверьми и не знает, куда ей пойти. Холодно, хочется есть и спать… К утру замерзнет. И как сказать: «беги!»? Там, на краю села, живет женщина, которая ослепла от слез, умоляя дать ей дитя…
Еще одна плачет. Старость не за горами, а чрево бесплодно, и некому будет в старости подать стакан воды. Не знаю, смогу ли я достучатся до ее сердца, чтобы уговорить пройти по деревне и увидеть замерзающего ребенка. Мысль ей кажется глупой, никчемной и неуместной – глубокая ночь на дворе.
Еще плачет женщина. Муж избил. Проклятая, но, скорее, доморощенным оборотнем. Случайно подсмотрел ритуал посвящения и решил, что сам справится. Убит в пьяной драке. Она могла бы легко обратить его в прах, но она – ни рыба, ни мясо – все еще слышит Зов. Муж ее, вместо того, чтобы помочь завершить ритуал, привел ее в дом женой.
– А зачем бьет?
– Любовь на крови только между вампирами бывает долгой.
Еще убивается мужчина: потерял дом и семью. Скрипит зубами, обвиняя Бога, что тот к нему несправедлив. И ведь знает, что дом в отместку подожгли.
Так какого лешего украшаешь Бога рогами?
А еще плачет добрая женщина: соседи привезли огромного пса и бросили без еды и воды, посадив на цепь у забора. Она кормила его, привязалась, а вчера его зарезали и съели.