По мере того, как приходила сытость, Манька уже начала подозревать, что, может быть, привязанность к Помазаннице у Дьявола связана с его ответственностью за свое детище, а не любовь – нелюбимой себя она не почувствовала. «Может, – подумалось ей, – и не будет он смеяться вместе со всеми?» Она посмотрела в его сторону, но Дьявол равнодушно пережевывал пищу, чего обычно не делал, глотая еду целиком.
Этих раков она в котомке не найдет! – пожалела Манька, гадая, читал он ее мысли или нет? В пище Дьявол не нуждался, иногда она находила у себя в котомке то, что он съел, целое и невредимое. Горбушка железного каравая елась, как свежеиспеченный пшеничный хлеб. Она умяла за обе щеки целый ломоть, и доброжелательно растянула рот до ушей, выражая свою признательность, чтобы Дьявол заметил улыбку. Дьявол, передразнивая, ощерился в ответ, растянув рот и обнажив зубы с острыми и аккуратными клыками.
«Читал!» – расстроилась Манька, почувствовав себя ненадолго виноватой.
После сытного приема пищи хотелось полежать, но Дьявол расслабиться не позволил.
– Маня, время поджимает, – убирая остатки пищи в тенечек, он кивнул на старшую избу, которая присела неподалеку, дожидаясь их. – Вот умрешь, и будешь лежать тихо-тихо, долго-долго, пока не сгниешь, а сознание будет искупать твою лень! Пора заняться зеркалом.
– Наше зеркало еще криво показывает, – пробурчала Манька, нехотя поднимаясь по ступеням старшей избы.
Боялась Манька Дьявола и уважала за непонятные его качества. Она так и не поняла, то ли он есть, то ли его нет. То есть, быть то он был, но как-то странно – весь какой-то не существующий. Проходил сквозь стены, при желании можно было пройти, то он говорил, что не умеет ничего – ни взять, ни выстругать, ни дать в зуб ногой, а то тучи раздвигал, рыба сама выбрасывалась на лед, раки выползали дружным строем, шишки шелушились на кедрах и, как снежинки, семечками сыпались в ведерко, которое он подставлял. Вроде был с душой, а нечисти наплодил, аж, тошно. Странный был – порой до неузнаваемости. Иногда ей хотелось спросить про старика, которого она видела под его плащом: был он, или не было его, а если был, то почему сам он вдруг белое на себя напялил, когда избу сканировал?
И ведь правильно говорят; с кем поведешься, от того и наберешься…
Чувствовала она себя обычным человеком, но вот с нечистью воюет, как какой-то богатырь из древних зашифрованных посланий, которые ей все сказками мнились. Билась с преступными элементами, с чертями, хоронила покойников, спасая избы… Теперь то она знала, что имел в виду сказочник, когда при каждом послании оставил приписочку: по усам текло, а в рот не попало. Сколько меда выпила, когда слушала истории про Ваньку или Василису, а еще про других богатырей и жадных царей, но ведь и подумать не могла, что правду о себе сказывали герои. Получалось, Ванька Ванькой, а голова у него богатырская была, раз смог достать Кощея Бессмертного.
Избушка радостно распахнула дверь.
Она давно воспринимала избы, как одушевленные существа. Были они с такими же неимоверными странностями, как Дьявол: кудахтали, дрова собирали, топили сами себя. Наверное, и пироги пекли. Что-то же кашеварила изба тихо сама с собою. Попробовать ее стряпню, когда вся она была забита трупными останками, Манька отказалась наотрез, а теперь и не предлагала – обиделась. Болели своими болезнями, насколько можно это сказать о избушках, имели привязанности и антипатии, независимые были, со своим характером, со своими… смешно сказать, избушечьими мыслями. Ведь как-то же приняли решение и пошли через лес, чтобы искать у нее помощи. И изба-баня не осталась в той земле, сопровождала больную избушку на всем пути. И не просили, ждали, когда сама догадается. Значит, верили, что не останется она безразличной к их судьбе.
Теперь вот огород развели…
Манька оглянулась, бросила взгляд на грядки, пожала плечами и вошла в избу.
Зеркало отразило ее не то, что криво, половинчато. Нашло способ, чтобы объяснить ей, что не додумала она одной стороной.
– М-да, – молвил Дьявол, постояв у зеркала. – Не имею я ничего сказать, просто посмотрись и пойми, какой у тебя сегодня ум.
– И что сие значит? – Манька тупо пялилась на свое половинчатое отражение.
– А ты догадайся с трех раз, – предложил Дьявол. Сам он в зеркале не отражался, не имея ничего общего с материальностью, или не было такого, чтобы он в себе засомневался.
Пока Манька думала, начала проявляться вторая ее половина.
– Не в ту сторону думаешь, – сообщил Дьявол, наблюдая за ее трансформациями. – Мне было бы приятнее на него смотреть, если бы ты там не показывалась вовсе.
Манька расстроилась еще больше.
ebooksa