Улица Рубинштейна и вокруг нее. Графский и Щербаков переулки,

22
18
20
22
24
26
28
30

Большая и удобная в конспиративном отношении (имела два выхода), квартира была чем-то вроде большевистского партийного клуба. Владимир Ильич участвовал в проходивших здесь различных собраниях, заседаниях ЦК и ПК, встречался с партийными работниками из районов Петербурга и из провинции.

В августе 1906 года Владимир Ильич выступил здесь на собрании ответственных партийных работников — представителей разных районов Петербурга с докладом об отношении к выборам во II Государственную думу.

В 1970 году на доме № 38 установлена мемориальная доска: „В этом доме в 1905–1907 годах под руководством В.И. Ленина проходили заседания Центрального и петербургского комитетов РСДРП и редакции газеты «Новая жизнь», архитектор В.Д. Кирхоглани“.

Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича позволяют нам по-иному оценить личность последнего владельца дома № 38 И.Г. Симонова, сочувствовавшего социал-демократам, работавшего с Н.К. Крупской в Корниловской школе»[1156].

По адресным книгам «Весь Петербург» за 1890–1900-е гг. можно восстановить имена жильцов, снимавших квартиры в доме И.Г. Симонова, когда здесь размещалась редакция «Новой жизни», а также составить представление об их социальном статусе.

Квартирантами дома были: купец К.-В. Шарлах, торговал металлическими изделиями; К.А. Балинский, статский советник, инженер путей сообщения; потомственный почетный гражданин А.В. Муррей; камер-юнкер Г.Д. Крупенский, доверенное лицо Конторы бронзовых изделий «К. Берто» и чиновник соответствующего министерства; ветеринарный врач А.И. Корытин, причисленный к Главному управлению Государственного коннозаводства, член Общества ветеринарных врачей; надворный советник, доктор медицины А.И. Мисевич, член правления Общества практикующих врачей и Гинекологического общества; генерал-майор П.М. Коментовский; вдова другого генерал-майора Л.Ф. фон Мерклин; купец Х.Б. Розенберт, владел мебельным магазином и др.[1157]

В предреволюционные годы квартирантами дома И.Г. Симонова были врачи: специалист по кожным болезням, доктор медицины И.М. Краузман; хирург Л.Е. Ротенберг; специалист по детским и женским болезням Р.Б. Грюнинг; дантисты А.С. Рубинштейн и Г.П. Руссота. В доме в 1915–1917 гг. проживали присяжные поверенные В.Я. Рабинович и И.И. Бибиков, помощники присяжных поверенных М.И. Меерович и П.А. Радецкий[1158].

В доме Симонова по-прежнему кипела деловая жизнь, здесь размещались: буфет, который содержал Е.С. Миллер; фармацевт. Э.С. Медель открыл аптеку под названием «Ново-Троицкая»; аптекарский помощник А.И. Шик предлагал свои услуги как стенограф, а его жена Л.П. Голиховский-Шик готовила высококлассных специалистов на открытых ею в доме курсах стенографии; контора и склад сахара «Братья Коган»; еще одну аптеку и лабораторию держал А.Л. Фидлендер; ювелирный магазин содержал З.С. Гутман; подряды на строительную работу принимал потомственный почетный гражданин купец 1-й гильдии П.Е. Вольфсон; мебелью торговал С.Н. Забозлаев; магазин колониальных и чайных товаров держал С.А. Румянцев[1159].

В Петрограде дом № 38 имел статус центра моды: магазин модной одежды «Alexandrine», владелицей которой была А.М. Рожкина, был известен далеко за пределами Троицкой улицы; принимали заказы дамские портные А.В. Гуткин, А.И. Иванов и М.А. Нагорский[1160].

В архивном деле содержится информация от 27 марта 1917 г., из которой следует, что И.Г. Симонов умер, и над его имуществом назначена опека в лице присяжного поверенного Р.Р. День. Причем, как видно из его обращения в Петроградский городской суд: «…Дарственная запись на имущество, принадлежащее опеке над имуществом И.Г. Симонова… погибла при пожаре» и Р.Р. День просит выдать ему копию этого документа. Еще один документ датирован 4 ноября 1917 г., т. е. две недели спустя после Октябрьского переворота, в нем присяжный поверенный В.Л. Нагурский сообщает о сборе документов для оформления купчей крепости на продажу дома. Последний же документ в деле («справка об уплате пени») датирован февралем 1918 г.[1161]

По данным адресных книг «Весь Ленинград» за 1925– 1940-е гг., в доме проживали: член Коллегии защитников адвокат Б.Д. Воскресенский; работник народного суда А.Е. Гальнбек; врач Е.Я. Граевская-Покровская; техник А.И. Григорьев; бухгалтер В.В. Ермаков; пианистка С.И. Имшеник-Кондратович; дантисты Р.С. Коган, Л.Д. Канцельгобен и И.С. Каценельсон; преподаватели вузов Р.В. Лившиц и А.Н. Матвеева[1162].

Состав жильцов дома многократно менялся. Лишь немногие из них пережили здесь блокаду и встретили День Победы. В 1960–1970-е гг. обитатели дома из коммуналок перебирались в новые квартиры, в новостройки на периферии города.

Сегодня на первом этаже размещаются ресторан азиатской кухни «Subzero», винный бар «Киностудия», бар «S’AINT».

Дом № 40/11

Вот мы и подошли к последнему по четной стороне улицы дому № 40/11, огромному, с эффектным силуэтом и венчающей здание башней — доминантой Пяти углов. Возведен этот дом в 1913 г. по проекту городского архитектора А.Л. Лишневского для купца Ш.З. Иоффа[1163].

Как отмечает В.Г. Исаченко: «…Архитектор хитроумно использовал конфигурацию участка, создав рациональную планировку помещений вокруг овального двора. Угловые помещения, выходящие к пяти углам, — круглые в плане. Угловая башня, перекликающаяся с другими вертикальными доминантами района, давно уже вошла во многие пейзажи художников нашего города. Здание стало одним из символов Петербурга — Петрограда 1910-х годов»[1164].

Ул. Рубинштейна, дом № 40/11. Старая открытка

Ул. Рубинштейна, дом № 40. Фото 2021 г.

В 1830–1840-х гг. на этом участке стоял 4-, частью 3-этажный (со двора) дом, принадлежавший крупному торговцу чаем и колониальными товарами купцу Александру Андреевичу Лапину, которой достался ему от отца, Андрея Андреевича Лапина[1165].

Со старым домом связан эпизод жизни Н.А. Некрасова. В эти годы здесь жил подполковник Ф.Ф. Фермор, с его сыном Николаем Федоровичем был знаком поэт. «С этой семьей, — пишет О.В. Ломан, автор книги „Некрасов в Петербурге“, — поэт подружился вскоре после приезда в столицу. „Он был рекомендован в этот дом из только что покинутой провинции“, вспоминал один из его знакомых. Здесь Некрасов чувствовал себя хорошо и просто. Отношения его с Фермором, как вспоминал брат последнего, „были дружески-родственными“, да и другие члены семьи были к нему расположены.