В серой зоне

22
18
20
22
24
26
28
30

Напротив нас с Тимом сидел Аксель Клиреманс, бельгийский психолог и всемирно известный эксперт в нейробиологии, – он занимается тем, как в мозгу происходит процесс обучения. Аксель и Тим вместе со своим коллегой Патриком Уилкеном создали превосходный справочник Oxford Companion to Consciousness («Оксфордский проводник по сознанию»). Последним в нашей маленькой группе был Сид Куидр, когнитивный невролог из Парижа, который проводит исследования ЭЭГ на младенцах, – пытается понять, как и когда возникает сознание. Как и другие в нашем кругу, он одержим лиминальными (или пороговыми) состояниями, неуловимой границей между мозгом и разумом, бытием и небытием, сознанием и черной пропастью пустоты.

Подали первое блюдо: улиток из Сены, тушенных с розовым чесноком. Изысканно сервированное, оно будто предлагало нам оценить особый подход шеф-повара к кулинарному искусству. Вскоре за столом зазвучал смех. Нам было что отпраздновать! Вместе с рядом коллег мы недавно добились успеха и получили-таки одобрение и средства от Канадского института перспективных исследований (CIFAR) для организации программы встреч на тему мозга, ума и сознания – нам предложили организовать два-три интенсивных семинара в год в любой точке мира, по нашему выбору.

В прошлом году эта организация выступила с глобальным призывом «Четыре идеи, которые изменят мир» и получила двести шестьдесят два обращения от двадцати восьми стран на пяти континентах. Наша программа исследований мозга, разума и сознания стала одной из четырех, удостоенных международного финансирования.

В тот вечер в Париже мы вчетвером обсуждали новые многообещающие технологии, с помощью которых мы наконец выясним, какие отделы мозга должны работать или быть связаны, чтобы появилось сознание. Исследования моей лаборатории с использованием фильма Хичкока были близки исследованиями Сида, его работе с пятимесячными, годовалыми и полуторагодовалыми младенцами. Он и его коллеги недавно доказали, что сигнал ЭЭГ, свидетельствующий о сознании у взрослых, присутствует даже у крошечных младенцев. Во многом это было похоже на то, как мы доказали наличие сознания у наших пациентов, показывая им фильм «Паф! Ты мертв!».

Аксель и Тим уже пришли к единому мнению, и мы вчетвером обсуждали их выводы. Так называемые физиологические «признаки» сознания – независимо от того, получены ли они с помощью ЭЭГ, фМРТ или любым другим способом, – неизменно вызывают серьезные споры при их трактовке. Например, вот это кривые линии на ЭЭГ – следы самого сознания или просто нейронные маркеры, показывающие нам, что сознание присутствует? Если маркеры есть, то мы знаем, что пациент (или младенец) находится в сознании, независимо от того, получили ли мы к нему доступ или нет.

Приведу аналогичный пример. Представьте, что мы попытались бы выследить физиологический «автограф» памяти – скажем, выяснить, где и как хранятся ваши воспоминания о названии этой книги. В нейропсихологической литературе этот неуловимый автограф часто называют энграммой – я говорю «неуловимый», потому что мы до сих пор не знаем, где и как в мозге хранятся воспоминания. Мы могли бы проследить за вашим мозгом, используя ЭЭГ или фМРТ, когда вы вспоминали название, и, несомненно, увидели бы кривые линии или цветные капли в тот момент, когда слова «В серую зону» всплывут у вас в голове. Но что означает этот автограф? Энграмма ли это? Вероятно, нет. Мы, скорее всего, увидим не суть самой памяти, а процессы, которые происходят во время вашего погружения в память, чтобы получить ранее сохраненный элемент; мы увидим процесс выяснения, знаете ли вы нечто, в чем ранее не были уверены, либо множество других возможных процессов, связанных с опытом извлечения памяти. И сознание ничем в данном смысле не отличается. Когда мы пытаемся его измерить, всегда обнаруживаем, что измеряем изменения в мозге, связанные с переживанием сознания, а не само сознание.

Наше оживленное обсуждение в прекрасной обстановке становилось все более бурным благодаря великолепному ужину и вину. Время шло, вино ударило некоторым в голову, и мы даже вообразили будущее, в котором, благодаря невероятно развитым технологиям, сотрется грань между биологическим и технологическим. Когда телепатия станет возможной, но не вследствие магического слияния умов, а с помощью новых технологий, суперкомпьютеров размером с ладонь, которые станут расшифровывать наши мысли и передавать их другим мыслящим существам.

Через двадцать лет так называемые нейрокомпьютерные интерфейсы (НКИ), или мозговые интерфейсы, станут такими же обыденными, как смартфоны, телевизоры с плоским экраном или планшеты. НКИ считывает ответ мозга, анализирует его и превращает в некое действие, которое отражает намерение пользователя. Это действие может быть простым, например перемещение курсора по экрану компьютера, или же сложным – управление рукой робота, чтобы поднести чашечку кофе к вашим губам. Интерфейсы, основанные на технологии ЭЭГ, уже существуют. Одна система предоставляет людям экран с изображением алфавита и просит их сосредоточить внимание на конкретных буквах. Столбцы и строки мигают в случайном порядке. В то время как буква, которую человек хочет передать, мигает и человек фокусирует на ней внимание, мозгом испускается крошечный электрический сигнал, известный как P300, – мозг как будто говорит: «Вот оно! Есть!» Мы так этого ждали, и вот оно наконец случилось! ЭЭГ обнаруживает сигнал мозга, и с помощью некоторых довольно сложных аналитических процессов программное обеспечение может расшифровать, какая буква вспыхнула в тот момент, когда сигнал был испущен, а затем вывести эту букву на экране компьютера. Не самый, конечно, быстрый способ общения – уходит несколько секунд на то, чтобы набрать каждую букву, тем не менее после получения определенных инструкций наверняка каждый из нас смог бы написать что-то вроде: «Привет! Я в сознании!» – всего за несколько минут.

Прежде чем подобные системы позволят пациентам в серой зоне регулярно общаться с внешним миром, предстоит преодолеть много трудностей. Чтобы использовать описанную выше систему, требуется сосредоточить внимание на одной букве зараз, то есть направить взгляд в определенную точку, чего большинство оказавшихся в серой зоне сделать не могут. Однако создаются другие системы, основанные на звуках, а не на визуальных подсказках. Пациентам предложат прослушать буквы, которые они пытаются записать.

Как видно из предыдущей главы, сама система ЭЭГ имеет некоторые технические ограничения, вызванные отчасти тем, что крошечные электрические сигналы, испускаемые мозгом, должны проходить через череп и кожу головы, прежде чем они достигнут электродов. Одним из способов решения этой задачи является размещение электродов непосредственно на поверхности мозга – это сложная нейрохирургическая процедура, которая может привести к невероятным результатам. В Брауновском университете, в городе Провиденс штата Род-Айленд, в лаборатории изучения мозга находилась Кэти Хатчисон, сорока трех лет – женщина не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, но ее научили управлять рукой робота, используя силу мысли. Датчик, имплантированный в ее мозг и подключенный к декодеру, превращал ее мысли в инструкции по перемещению роботизированной руки. Кэти, мать двоих детей, работала на почте, когда в 1996 году перенесла обширный инсульт головного мозга. Она осталась «запертой», не могла ни двигаться, ни говорить. Однако с помощью НКИ Кэти сумела направить роботизированную руку к термосу и налить из него в чашку кофе.

Вскоре эта новая технология, возможно, позволит людям в серой зоне заниматься на курсах дистанционного обучения, переписываться по электронной почте, вести беседы и выражать чувства. Конечно, пока сохраняются различные проблемы как технического, так и этического характера. Хирургические операции опасны, и вживление электродов в поверхность мозга не должно осуществляться без важной причины. Так, Кэти Хатчинсон могла сосредоточить взгляд на определенной точке, и с помощью технологий будущего она медленно подбирала буквы на клавиатуре, говоря нам, что она в сознании и согласна на операцию. Предполагаю, пролежав неподвижно целых пятнадцать лет, женщина решила рискнуть.

Представляете, сколько всего можно сделать для людей в серой зоне или для страдающих болезнями Альцгеймера или Паркинсона, особенно на продвинутых стадиях болезни? Вероятно, скоро мы окажемся в мире, где электроды, имплантируемые в мозг, позволят пациентам, которые не могли сообщить о своих желаниях в течение десятилетий, получить некоторую самостоятельность, взять под контроль свою жизнь и судьбу. Те, кто молчал, обретут голос, кто не мог двигаться, будут двигаться снова, а ушедшие, казалось бы, навсегда вернутся к нам, и у них появятся планы на будущее и воспоминания о прошлом. С ними будут обращаться как со всеми остальными, как с настоящими людьми.

* * *

Как ни странно, технология чтения мыслей нашла свое применение в необычной области – судебно-медицинской экспертизе. В 2015 году мои коллеги из лаборатории познакомились с особым пациентом. Его звали Дэн, юноше было около двадцати лет, и его ранили в голову из огнестрельного оружия в городке Сарния, в Онтарио. Дэн в критическом состоянии был подключен к аппарату жизнеобеспечения в местной больнице. Огнестрельные ранения в Онтарио случаются нечасто – это довольно тихое место. Дэн остался жив, но перестал реагировать на любые раздражители. Пуля попала ему в лоб прямо между глаз, прошла через мозг и вышла между теменной корой и височной долей. Никто не знал, кто стрелял в парня. Что, если нам протестировать его? Мы установим, что он действительно в сознании, а потом спросим, кто это пустил в него пулю?

В недавнем эпизоде телешоу «Восприятие» на канале Ти-Эн-Ти сценаристы использовали наши исследования, разрабатывая сюжет с точно такой же завязкой. (www.intothegrayzone.com/perception) Такая технология на самом деле существует. Беседа с жертвой преступления в серой зоне – не вымысел, это возможно. На сам процесс уходит больше времени, чем показали в кино, и главные герои могут быть менее симпатичные, однако с помощью фМРТ действительно можно установить, кто совершил преступление.

Получится ли у нас такое с Дэном? Мы поспешили получить разрешение на сканирование. Требовалось преодолеть основные этические препятствия. Зачем мы это делали? Очевидно, не только в исследовательских целях. И не для того, чтобы поставить диагноз. Мы делали это, чтобы раскрыть преступление! Как же нам убедить комитет по этике? Кто даст согласие? Кто мог принять такое решение за Дэна? Что, если опекун Дэна сам как-то связан с преступлением? Откуда нам знать?

Наш, по общему признанию, нечеткий план состоял в том, чтобы получить список всех друзей и знакомых Дэна, а затем, поместив юношу в сканер, попросить его представить игру в теннис в ответ на вопрос: «Знаешь ли ты, кто в тебя выстрелил?» Если бы Дэн смог ответить «да», мы начали бы перебирать имена в списке.

– Стрелял Джонни? Если ответ «да», представьте игру в теннис, если ответ «нет», вообразите, что ходите по дому.

Потом назвать следующее имя. И так далее. Мы пришли в неописуемое волнение. Ведь это может сработать! Наши методы исследования помогут раскрыть преступление.

Потом Дэн выздоровел. Пока мы обсуждали, как будем проводить сканирование, он пришел в себя. Смог по команде поднять руку. Мы упустили шанс связаться с ним и посмотреть, что он мог сказать нам, используя только свой мозг. Дэну, конечно, повезло, однако я был разочарован.

С Дэном нам не удалось выяснить, кто преступник, но рано или поздно мы покажем, как фМРТ-сканирование может способствовать судебно-медицинской экспертизе. Мы найдем другого пациента, который не в состоянии общаться обычным способом и чей мозг свяжется с миром с помощью нашей технологии. Пока этого не произошло, но однажды обязательно случится.