– Мёрфи мне не рассказывала.
– Она и не знала. Я ей не говорила, а сама Кэррин не очень-то хорошо знала своего отца. Его слишком часто не бывало дома. И он погиб, когда ей было всего одиннадцать.
– На службе?
Мамочка Мёрфи покачала головой:
– Работа слишком действовала ему на нервы. Он… он начал отдаляться от нас, начал пить. А однажды ночью на дежурстве покончил с собой. – Она устало повернулась ко мне. – Видите ли, Гарри, мой Коллин никогда не рассказывал мне о своей работе, но я не хуже многих других умею читать между строк. Я знаю, с чем имеет дело моя дочь.
Я помолчал секунду, переваривая эти слова.
– Она хорошо справляется, – сказал я наконец. – Она не просто профессионал. У нее сердце настоящее, миссис Мёрфи. Я скорее доверю свою жизнь ей, чем кому-либо другому в этом мире. Так что с вашей стороны несправедливо мучить ее упреками насчет работы.
Взгляд мамочки Мёрфи вспыхнул – не сердито, скорее горько.
– Ей кажется, она оберегает меня от страшной правды, Гарри, когда я пилю ее насчет работы, а она в ответ держит все в тайне. Она, глупенькая, радуется тому, что не дает матери даже повода заподозрить все эти ужасы. Но я ведь все равно не смогу ее от этого защитить.
Я удивленно посмотрел на мамочку Мёрфи, потом улыбнулся.
– Что? – в свою очередь удивилась она.
– Теперь ясно, в кого она такая, – сказал я.
Мёрфи вернулась ко входу в палатку и хмуро махнула мне рукой.
– Это Кинкейд, – сообщила она негромко, сдавленным от напряжения голосом. – Велел передать тебе, что он на месте, но что там показался Красный Крест.
– Что? Адские погремушки!
Она кивнула:
– Они раз в три месяца производят очистку подвалов.
Как раз там, где прячутся Черные! Где все их гробы, ренфилды и собаки, будь они неладны! Мавра и ее братия ни за что не позволят, чтобы их увидели. Добровольцы из Красного Креста, можно считать, покойники, стоит им спуститься в подвал.
– Вот черт…
– Я позвоню, чтобы их задержала полиция, – сказала Мёрфи.