Мама Мёрфи оказалась выше дочери, но округлее, мягче – такая фигура достигается с возрастом, потреблением мучного и спокойным образом жизни. В темно-русых волосах кое-где мелькала седина, которую она не пыталась скрывать; прическа скреплялась дорогим нефритовым гребнем. Наряд составляли упомянутая белая блузка, юбка с растительным узором и темные очки. Когда мы вошли, она повернулась в нашу сторону, и на мгновение лицо ее осветилось.
– Кэррин! – произнесла она с какой-то материнской заботливой теплотой.
Они взялись за руки и поцеловались, но вышло все чуть скованно, формально, словно этому мешали какие-то не самые приятные подводные течения. Потом обменялись ничего не значившими словами, а я тем временем заметил нечто странное. Когда мы входили в палатку, в ней находились десятка полтора человек, и почти все они как-то разом потянулись к выходу. Да и вокруг палатки вдруг образовалось свободное пространство.
От Мёрфи это, похоже, тоже не укрылось. Она оглянулась на меня, я приподнял бровь, а она в ответ едва заметно повела плечом и продолжила разговор с матерью.
Не прошло и минуты, как в радиусе двадцати или тридцати футов остались только пять человек: я сам, Мёрфи, ее мать, младшая сестра Лиза и парень, на коленях которого та угнездилась. Тот самый тип с баллоном. Они сидели у нас с Мёрфи за спиной, и я слегка повернулся, чтобы разглядеть их, не поворачиваясь при этом спиной к Мёрфи и ее мамочке.
Лиза порядком напоминала мне Мёрфи, будь Мёрфи сказочной принцессой, а не принцессой-воительницей. Светлые волосы, чистая кожа, чуть вздернутый носик и васильковые глаза. На ярко-алой, как у куклы, футболке красовалась эмблема «Чикаго буллз». Шорты были в прошлой жизни синими джинсами, но нелегкая жизнь лишила их малейшего намека на штанины. Наряд дополнялся шлепанцами, которыми она болтала на пальцах ног с накрашенными ногтями, сидя на коленях у мужчины – судя по всему, того самого жениха, о котором обмолвилась Мёрфи.
Он являл собой изрядный контраст Лизе. Во-первых, он был старше ее. Не вдвое, конечно, но заметно старше. Он так старательно гнал с лица любое проявление эмоций, что мне сразу показалось, будто он чем-то сильно встревожен.
– Мама, – произнесла Мёрфи, – это мой друг Гарри. Гарри, это моя мама Мэрион.
Я изобразил лучшую свою улыбку и шагнул вперед, протягивая матушке Мёрфи руку:
– Очарован, мэм.
Она пожала мне руку, смерив оценивающим взглядом. Ее пожатие напомнило мне Мёрфи: маленькие, сильные, огрубевшие от работы руки.
– Спасибо, Гарри.
– А это моя младшая сестра Лиза, – продолжала Мёрфи, поворачиваясь к ней в первый раз за все это время. – Лиза, это… – Мёрфи осеклась и застыла. –
Он шепнул что-то Лизе, та соскользнула с его коленей, и он медленно поднялся:
– Привет, Кэррин. Хорошо выглядишь.
– Ты, жалкий сукин сын, – огрызнулась Мёрфи. – Что ты все-таки здесь делаешь?
– Кэррин! – возмутилась Мёрфи-мать. – Выбирай выражения!
– Ох, пожалуйста! – взмолилась Лиза.
– Я не намерен терпеть такое обращение, Кэррин, – произнес Рич.
Мёрфи стиснула кулаки.