– Тогда начинайте, – буркнул я.
Он кивнул, задумчиво почесывая щена между ушами.
– С самого основания Белого Совета – точнее, даже раньше, с того времени, как первые чародеи собрались, чтобы установить законы магии, – всегда находился кто-нибудь, желавший это уничтожить. Вампиры, например. Фэйри тоже время от времени вступали с нами в разлад. Да и среди самих чародеев всегда отыщутся такие, которые считают, что мир куда приятнее без Белого Совета.
– Ну и дела, – заметил я. – Даже представить себе не могу, чтобы такое пришло в голову кому-то из чародеев.
Голос Эбинизера сделался резче, холоднее:
– Ты не знаешь, о чем говоришь, парень. Не знаешь, что говоришь. На моем веку несколько раз случались времена и места, где одни эти слова могли стоить тебе жизни.
– Ну да. Моя жизнь в опасности… кто бы мог подумать. Кстати, с чего это вас прозвали Черным Посохом? – спросил я. И тут меня осенило. – Это не кличка! – задохнулся я. – Никакая не кличка. Это титул.
– Титул, – признал он. – Вынужденная мера. Время от времени Белый Совет оказывается связанным собственными законами, в то время как его враги не стесняют себя ничем. Поэтому было создано особое ведомство. С особым положением в Совете. Одному чародею, и только одному, дана свобода определять, в каких случаях законы извращены и оборачиваются против Совета.
Мгновение я молча смотрел на него.
– И это после всего того, что вы говорили мне о магии. Что она истекает из жизни. Из самых сокровенных сердечных желаний. Что на нас лежит ответственность использовать ее мудро – черт, что
Морщины на лице у старика сделались еще глубже и горше. Он кивнул:
– Убивать. Порабощать. Вторгаться в мысли других смертных. Искать знания и силы за пределами Внешних Врат. Превращать других. Плыть против течения времени.
– Так вы мокрушник Белого Совета, – сказал я. – При всей их болтовне насчет справедливого и мудрого использования магии, когда законы магии им мешают, они пользуются услугами убийцы. И вы эти услуги им оказываете.
Он промолчал.
– Вы убиваете людей.
– Да. – Лицо Эбинизера казалось высеченным из камня, а голос звучал негромко, но хрипло. – Когда другого выбора нет. Когда на чашу весов положены жизни. Когда бездействие означало бы… – Он оборвал фразу и стиснул зубы. – Я не хотел этого. И сейчас не хочу. Но когда приходится, я действую.
– Как в Касаверде, – предположил я. – Вы разрушили цитадель Ортеги, когда он бежал с нашей дуэли.
– Да, – кивнул он. – При нападении на Архангельск Ортега убил больше чародеев Белого Совета, чем любой другой враг за нашу историю. – Голос его дрогнул на мгновение. – Он убил Семёна. Моего друга. А потом явился сюда и попытался убить тебя, Хосс. И наверняка вернулся бы довершить начатое, как только оправился бы от ран. Поэтому я нанес удар по Касаверде. Убил его самого и почти две сотни его личных вассалов. В доме вместе с ними погибли еще около сотни человек. Слуги. Почитатели. Пища.
Мне сделалось дурно.
– Вы сказали мне, это будет в новостях. Я думал, может, это Совет. Или что вы проделали все это, не убив никого, кроме вампиров. Позже у меня было время подумать об этом, но… мне хотелось верить, что вы сделали то, что правильно.