– О, бойся Бармаглота, сын, – отозвался отец. Он отхлебнул кофе из кружки и спокойно, без малейшего страха, посмотрел на движение в деревьях. – Ты знаешь, что это. Ты знаешь, чего ему нужно.
Я поперхнулся:
– Демон.
Он кивнул, не сводя с меня взгляда своих голубых глаз.
– Не думаю, что…
– Стрижающих мечей у меня небогато, – сказал отец. Он полез в рюкзак и бросил мне шоколадный батончик. – Ближе всего к этому из того, что у меня есть, – только «сникерс».
– Думаешь, это смешно? – спросил я.
– Смотря кто произносит.
– Ладно, – кивнул я. – Почему ты мне раньше не снился?
– Потому что прежде мне не позволяли связаться с тобой, – невозмутимо ответил отец. – До тех пор, пока другие не преступили черту.
– Не позволяли? – переспросил я. – Кто? Что за «другие»? Какую черту?
Он отмахнулся:
– Не важно. И у нас мало времени до того, как оно вернется.
Я вздохнул и потер глаза:
– Хорошо. Хватит с меня этого глупого ностальгического сна. Почему бы тебе не вернуться туда, откуда ты пришел, а мне пускай приснится славный, успокаивающий такой сон о том, как я пришел на работу голышом.
Он рассмеялся:
– Так-то лучше. Я знаю, ты боишься, сын. Боишься за своих друзей. Боишься за себя. Но знай одно: ты не одинок.
Я потрясенно уставился на него:
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что не являюсь частью твоего подсознания, сын. Я – это я. Настоящий.