Открылись учительские мусульманские курсы. Они были непродолжительными – всего 3–4 месяца, – но привлекли значительное число слушателей. На курсы записалось 160 мусульман, которые проходили занятия по математике, географии, русскому и татарскому языкам, русской и татарской литературе, истории, естествознанию и рисованию[662].
Следует отметить, что значительная часть духовенства поддерживала Туйбахтина и его товарищей, что подтверждается многочисленными фотодокументами.
4 июля 1918 года по случаю праздника «Ураза-Байрам», совпавшего с открытием II краевого съезда Советов, Туйбахтин провел зрелищную военную демонстрацию. На рассвете, в 04.00, он построил своих бойцов у Пороховых складов. Последовал молебен, отслуженный муллой центральной мечети. В шеренги построились пехотинцы, кавалеристы, а также артиллеристы при двух орудиях. После этого со знаменами и музыкой колонна в синих фесках прошла по Царевской и Бакалдинской улице на Большие Исады, салютом приветствовала делегатов съезда Советов, проследовала к штабам партий левых эсеров и большевиков и вернулась в казармы[663].
Воодушевленные зрелищным парадом, лидеры Мусульманского комиссариата в начале августа ввели особую униформу для мусульманской роты: гимнастерка с воротом на трех пуговицах, нагрудные карманы кавказского образца с 10 ячейками для патронов и белым кантом на рукавах, зеленый пояс, круглые татарские шапочки с турецкой кисточкой. У командиров на рукаве вышивались полумесяц и звезда[664].
Туйбахтин погиб во время августовского мятежа. Его ближайший заместитель большевик Ахмед Умеров был сильно избит и отправился на лечение в Москву. Возмущенные мятежом мусульмане провели митинг с требованием покарать убийц, приняли решение сформировать «1-й Мусульманский полк им. Туйбахтина» и взять в заложники представителей татарской и турецко-персидской буржуазии[665]. Довольны таким решением были не все, и в начале сентября Мусульманский комиссариат был умышленно подожжен. Впрочем, возгорание не нанесло сильного ущерба зданию[666].
Поздней осенью 1918 года в Астрахань прибыл замечательный просветитель и член большевистской партии Нариман Нариманов. В отличие от других «бакинцев», он с охотой вступил в диалог с астраханцами и в конце декабря провел массовую встречу с муллами и учителями татарских школ, открытых при мечетях.
Нариманов произносит сильнейшую речь, обращаясь к истокам ислама и призывая хотя бы не мешать советской власти. Он начинает разговор с жизни Мохаммеда, который, женившись в 40 лет на богатой Айше, раздал богатство жены беднякам. «Ему ни деньги, ни золото не нужны были, – говорит Нариманов, – а была нужна искренняя вера своих соотечественников. Что значит отделить церковь от государства? – да это просто значит освободить церковь и веру от влияния государства, чтобы духовенство – священники и муллы – проповедовали то учение, которое хотят. Подчинить церковь государству – значит заставить священников, мулл за деньги, за золото, за чины и должности говорить то, что нужно государству, а не то, что требует чистое учение».
«Вместо того чтобы, например, действовать по учению Христа, не убий, – продолжал Нариманов, – все европейские государства начали кровавую войну, а христианское и мусульманское духовенство только молчало, но в церквях и мечетях проповедовали братоубийственную войну. Видите, до чего может дойти развращенное духовенство, подавленное государством? Можем ли мы поручить духовное воспитание детей такому духовенству?»[667]
Обращаясь к международной солидарности уммы, Нариманов заодно напомнил, что именно правительство Ленина признало новую кемалистскую Турцию и разорвало тайные договоры с Антантой по оккупации Турции и Персии. Речь имела большой успех. Разумеется, одним выступлением дело не ограничилось.
Несмотря на все политические перемены, большевики сохранили автономный Мусульманский комиссариат, через который шло целенаправленное финансирование школ и системы здравоохранения. Существовал отдельный мусульманский судебный отдел. Выпускались специальные газеты на тюркских языках. Была создана организация ленинцев «Гуммет» («Энергия»), которая работала максимально деликатно. При мечетях продолжали открываться курсы для взрослых.
К февралю 1919 года в Астрахани работали шесть вечерних курсов для мужчин (при Черной мечети, школах Дар-Тахсиль и Гайрат на Цареве, у Ивановского моста на Больших Исадах, в Паробичебугоринской школе, при Мухтариате на Староконной улице[668]) и пять женских (при Черной мечети, мечети на 2-й Бакалдинской ул., при Мухтариате на Цареве, при школе Избаль на Цареве, а также Мухтариате на Староконной ул.).
Двенадцать курсов открыли в пригородных селах: Линейном, Яксатово, Солянке, Новой Солянке, Старо-Кучергановке, Новой Кучергановке, Осыпном Бугре, Средних и Нижних Килинчах, Верхнем и Нижнем Фунтово, Форпосте.
Учили русской и татарской грамоте, географии, арифметике, истории, естествознанию и т. д.[669]
Все это принесло свои плоды. Советская власть в Астрахани никогда не имела осложнений с мусульманским духовенством, более того, Мусульманский полк стал одной из наиболее дисциплинированных и идеологически сплоченных частей гарнизона, на который командование могло всегда положиться.
Еще проще обстояло дело с киргизами. Их отношение к религии отличалось абсолютным равнодушием. В Красном Яру, например, мусульмане разобрали на дрова мечеть, чтобы… топить школу. А в Ханской Ставке мулла сам оставил свой духовный чин и стал учителем[670].
Напротив, буддистские ламы в целом были настроены антибольшевистски. Их глава Чимид Балданов открыто перешел на сторону белого движения, назвав Антона Деникина «спасителем калмыцкого народа» и потребовав «от верных гелюнгов действий не в проповедях, а в борьбе». Впрочем, в замысловатой борьбе за влияние Деникин поддержал не Балданова, а более близкого к Дону ламу Манычского улуса Бову Кармакова, назначив того «Верховным ламой калмыцкого народа». Ничем хорошим для Кармакова это не закончилось. Когда в 1920 году красные разгромили Добровольческую армию, деникинский назначенец был арестован и расстрелян[671].
Однако были и буддистские лидеры, относившиеся к Советам с симпатией. Самым ярким их представителем стал бурят Агва Доржие, который еще до революции открыл высшие учебные духовные заведения и стал олицетворением буддистского обновленчества[672].
Национализация
Левоэсеровско-большевистский кабинет проводил политику изъятия частных предприятий довольно размеренно. Понятно, что о размеренности мы говорим, исходя из ритмов того времени, проявлявшихся в других регионах.
Но в Астраханском крае национализация шла неспешно. Региональная власть проводила ее довольно прагматично, исходя из потребностей момента, зачастую пренебрегая декретами из Центра.
ebooksa