Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Профсоюзы: рабочая крепость

Прибывавшие из Центра эмиссары с почти нескрываемой ненавистью писали о том, что в Астрахани реальная власть принадлежит профсоюзам: «Профсоюзы, относясь к советской власти враждебно, – докладывала в январе 1919 года Евгения Бош, – на общих собраниях требуют увеличения пайка, союзы вооружены, и советские и партийные органы ждут выступления со стороны недовольных масс… горсовет организован правильно, но, имея во многих отделах левых эсеров и старых чиновников, мало продуктивен»[868].

«Губисполком ведет половинчатую позицию, – вторил ей сотрудник ВЧК Федор Другов, – и, ссылаясь на могущество профсоюзов, все время терроризирующих советские организации угрозой стачки, захвата власти и т. п., фактически действует под давлением и влиянием Союза Союзов, вернее, председателя его, носившего имя беспартийного»[869].

«Беспартийным» председателем был металлист-большевик Федор Трофимов, сменивший портного-большевика Павла Унгера.

Разумеется, Союз Союзов не был враждебен к советской власти и никакого вооруженного выступления не готовил. Он просто рассматривал комиссаров, губисполком и спецслужбы не как своих начальников, а как инструменты рабочего класса, основой которого в Астрахани не без оснований считал себя. Такой точки зрения придерживались все профсоюзники независимо от партийной принадлежности.

На I съезде профсоюзов, состоявшемся в начале августа 1918 года, большевик Федор Трофимов заявил, что не надо разделяться на партии, поскольку у рабочих есть одна партия – защита своих прав и интересов всего народного государства[870].

За плечами Трофимова стояли почти семь тысяч металлистов – рабочих судостроительных и судоремонтных заводов, а также многочисленных мастерских. Это был сильнейший профсоюз, стремительно набиравший свой потенциал: при создании профсоюза 14 марта 1917 года в нем было сто человек. Уже в апреле их число достигло 1000. В сентябре 1917 года – 3300, в разгар январских боев 1918 года – 5100, а к августу 1918 года – 6628 человек[871].

Окрепли и другие профессиональные организации. Профсоюз водного транспорта объединял 18 000 человек, бондарей – 5000, болдинских грузчиков – 2700, деревообработчиков – 2500[872].

Не менее 1200 человек вступили в профсоюз судовых плотников, 700 – грузчиков, 600 – портных, 275 – пожарных, 160 – шоферов.

В профсоюзах сохранялась реальная многопартийность. На августовском съезде выступали большевики Унгер и Трусов, левый эсер Митенев, правый эсер Сигалов, меньшевик Абдушели (после очередного разгона ЧК его освободили из-под ареста, и он продолжил политическую агитацию)[873].

Профсоюзы были вооружены. При каждом из них была образована боевая дружина, и, к примеру, только профсоюз торгово-промышленных служащих сформировал отряд из 140 человек, для вооружения которых в штаб организации на Канаве (дом Дадашева) было завезено двести винтовок[874]. В боевой дружине рыбной секции числилось 703 человека, таскалей (грузчиков) – 672, строителей – 444, бондарей – 285. На Форпосте было вооружено 1234 рабочих[875].

Рабочие отряды по своей численности вдвое превосходили гарнизон, хотя, конечно, не имели пулеметов и орудий.

Рабочие дружинники несли патрульную службу, получая за это время свою обычную зарплату. Они были организованы и идейно мотивированы. В августе 1918 года именно организованные профсоюзами отряды разоружили взбунтовавшийся гарнизон.

Были и средства – к середине ноября касса профсоюзов, пополнявшаяся за счет взносов, достигла двух миллионов рублей[876]. Наличие собственных денег давало независимость и позволяло не обращаться по всяким пустякам к органам власти. Совершенно не случайно лидеры профсоюзов считали себя силой, способной поставить на место всяких зарвавшихся выскочек из ЧК и прочих государственных органов. Лидер портных большевик Унгер на конференции профсоюзов заявил: «если ко мне придет какой-либо комиссар с невыполнимым требованием, я его раздавлю, ибо у меня есть сила, я опираюсь на вооруженных рабочих»[877].

Визит Троцкого

6 ноября на железнодорожный вокзал Астрахани прибыл бронированный поезд наркомвоенмора Льва Троцкого. Лев Давидович в это время был на пике своей популярности. Талантливый оратор и журналист, он проявил себя и как хороший организатор. Если имя Ленина связывали с декретами о мире и земле, то имя Троцкого – с победами Красной армии. Город встретил знаменитого гостя с восторгом. Красноармейцы с трудом сдерживали напор многотысячной толпы, собравшейся у здания наркомата просвещения[878]. Одетый в черный кожаный костюм, второй лидер страны выступал с балкона. «У тов. Троцкого мощный голос, – писал очевидец, – он чеканит каждое слово и бросает его в простор широкой площади, и нет такого уголка, где бы не было слышно сказанного тов. Троцким»[879].

У стен Астраханского Кремля Троцкий огласил историческую телеграмму о разрыве отношений Советской России и кайзеровской Германии. Время тяжелого Брестского мира истекло. Немецкие войска покидали оккупированные территории на востоке и возвращались домой. Эта новость была важнейшей, и собравшиеся люди кричали «ура!».

Вечером Лев Давидович покинул Астрахань. Город запомнился ему праздничной иллюминацией и афишами о бесчисленных киносеансах и концертах по случаю годовщины революции. Сложно судить, знал ли он, что астраханцы переименовали Кремль в «Городок им. тов. Троцкого», и такое название крепость носила до середины 20-х годов.

Из левых эсеров – в ревкоммунисты

Партия левых эсеров, являвшаяся ведущей еще в июне 1918 года, после авантюры с убийством Мирбаха быстро приходила в упадок.