Было открыто 25 общественных столовых, но все эти меры, понятно, не могли быть достаточны. Масштаб кризиса превышал всякие возможности власти.
Коммуны и артели
В то время как фабзавкомы брали под контроль управление предприятиями, на селе возникали коллективные хозяйства. Это не была насильственная коллективизация, охватившая страну спустя десятилетие, а действительно добровольные объединения, созданные по инициативе снизу.
Еще в октябре 1917 года была организована артель в с. Пришиб Царевского уезда. Земельный участок хозяйства составлял 175 гектаров. Селяне приобрели в общее владение скот, молотилку, две бороны, три трехлемешных плуга и даже трактор мощностью 20 л.с.
В Букеевской степи десять русских семей и три казахские создали колхоз. Каждая семья выполняла общие работы со своим скотом и мотыгами. Они обрабатывали 65 гектаров, выращивая пшеницу, просо, горчицу, картофель и арбузы. Доходы делились пропорционально трудодням. Наряду с общим земельным участком сохранялись и личные[928].
Создавались коммуны. В Новониколаевке, например, возникло целых две коммуны, объединившие 30 дворов. Люди совместно ремонтировали плуги, выпасали скот, заменяли заболевших с последующей отработкой последними.
Удивительная коммуна образовалась в Зубовке. Ее организаторами стали монахини местного монастыря. Скорее всего, таким образом они пытались сохранить обитель. Однако уездный исполком отказал в регистрации этой коммуны, изъяв часть монастырских зданий под приют для 60 детей и дом престарелых[929].
К августу 1918 года в губернии было уже 20 сельскохозяйственных артелей и 19 коммун, а к концу года их число выросло до двухсот[930].
Рыбная отрасль
Рыбная отрасль продолжала погружаться в кризис. Не хватало работников, не было средств для кредитования крупных хозяйств, да и качество управления ими после национализации снизилось. В 1914 году в крае имелось 693 крупных промысла с 112 000 работников. В 1917 году их число сократилось до 832 с 66 000 работников. Весной 1918 года число организаций просело до 718 с 40 000 работников[931].
Кредитование отрасли превратилось в ее финансирование. В течение 1918 года Народный банк выдал артелям и предприятиям 95 млн руб. ссуд, из которых по завершении путины было возвращено только 29 млн руб. Подобная практика разгоняла инфляцию.
Главная проблема была в отчуждении между работниками и предприятиями. Ловцы не воспринимали артели как свои и не сберегали приобретенное путем социализации имущество. А прежняя администрация разбежалась. Поддерживать производственную дисциплину было некому. Крупнов отмечал: «Опыт текущего года показал, что работники на промыслах частных организаций в лице трудовых артелей, ловецких союзов, товариществ и прочее, получив в свое пользование рыбные промысли, с более или менее исправным инвентарем и имуществом, в большинстве случаев отнеслись к общенародному достоянию недостаточно сознательно и не приложили никаких забот к поддержанию в должной исправности промысловых строений, судов, инвентаря и проч., благодаря чему часть построек на некоторых из промыслов обрушилась, промысловые суда, как то: прорези, рыбницы, плашкоуты, бударки – частью рассохлись на берегу, частью остались затоплены в воде, придя таким образом почти в полную негодность, так что на восстановление и ремонт их потребуются колоссальные затраты»[932].
Местами же, в условиях слабой охраны промыслов, наблюдались случаи умышленного разрушения промысловых построек с целью расхищения строительного материала и промыслового инвентаря.
Падение дисциплины и производительности труда вынудило власти ограничить право работников на 8-часовой рабочий день. Летом 1918 года было принято решение об обязательности сверхурочных работ во время путины, разумеется, при дополнительной оплате[933].
Но там, где ловцы понимали свой интерес, они были готовы выполнять распоряжения власти. Например, артели сформировали сборные группы контроля за охраной зимовальных ям от браконьеров, причем оплата труда этих охранных групп производилась самими артелями.
Комиссариат преуспел в ремонте национализированных промысловых судов, но часть из них была изъята военным ведомством в условиях, но зарплату командам было обязано платить местное правительство.
В августе 1918 года в Астрахань прибыл Чрезвычайный уполномоченный СНК Республики Иван Петрович Бабкин. Вместе с ним прибыл продовольственный отряд в количестве 100 человек[934]. Официально Бабкин возглавлял астраханскую контору Московского городского продовольственного комитета Совета рабочих депутатов. Для размещения конторы была отведена Мочаловская гостиница[935].
Иван Бабкин, всю жизнь проработавший в металлообработке, видел рыбные промыслы первый раз в жизни. В детали их работы он не погружался. Перед ним стояла задача увеличить объемы отгрузки рыбы в Центральную Россию. Самым коротким путем к этому была, конечно, мобилизация ресурсов, а не организация производства.
Препятствием для волевых решений служил местный комиссариат по водно-ловецким делам во главе с большевиком Крупновым. 20 августа на совместном заседании профсоюзов, ссылаясь на директивы Центра, Бабкин проводит решение о ликвидации комиссариата и преобразовании его в отдел Губисполкома. Затем он, минуя местный продкомитет, начинает скупать рыбу всех сортов, а в начале ноября 1918 года издает два приказа:
– о запрете свободной торговли тюленьими и рыбными жирами;
ebooksa