Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Проблемы нарастали. Если в Москве и Петрограде численность населения уменьшалась, то в Астраханском крае она только росла. По оценкам руководителей региона, в январе 1919 года здесь проживало полтора миллиона человек против миллиона до начала войны[1036]! Население самой Астрахани, составлявшее в 1913 году всего 150 000 человек, теперь оценивалось в 220 тыс. человек[1037].

Это означало продовольственный кризис.

Хлеб производился только на севере губернии, но его было недостаточно. Производство составляло 7 млн пудов, а потребление – 12 млн пудов. На деле баланс был хуже, поскольку северные уезды теперь снабжали только Царицын и армию.

Ища средства, губисполком ввел 15 февраля чрезвычайный налог с состоятельной части общества. Сумма налога составила 150 млн руб., из которых 40 млн руб. предстояло собрать в Астрахани, а остальное в уездах. С городом было проще: счета в банках давно были арестованы, и снять деньги владельцы могли только в рамках строгого лимита. Губисполком ввел прогрессивную шкалу: со вкладов до 6000 руб. налог составлял 15 %, увеличиваясь в отношении вкладов, превышающих 100 000 руб., до 50 %. У владыки Митрофана таким образом было изъято 25 000 руб., что дает представление о его благосостоянии.

Кроме вкладов в банках, комиссия, сформированная из числа налоговиков, профсоюзников, сотрудников водно-ловецкого отдела и других ведомств, определяла фиксированные выплаты. Скажем, для дьякона сумма составляла 300 руб., иерея – 500 руб., протоиерея – 700 руб., а епископа Митрофана – 10 000. Облагались налогом и предприниматели. Скажем, рыбопромышленнику Гречухину предстояло выплатить 70 000 руб.[1038]

Такой подход не мог не приводить к ошибкам, а особенно в селах, и к злоупотреблениям.

В Камызяке налоговая комиссия во главе с Саксоновым использовала аресты и избиения. «Саксонов схватил меня за бороду и, угрожая вилкой около глаз, кричал, чтобы я отдал 20 000 рублей, – рассказывал ловец Семен Иглин. – Я не отдал, так как у меня их не было, он взял плетку и начал меня бить». После избиения Иглина посадили на 28 дней. Такая же история произошла с бахчеводом Петром Овчинниковым[1039].

Налоговая группа Саксонова была перебита восставшим населением, после чего из Астрахани прислали проверку.

Однако проблемы были не только в Камызяке. Военный комендант города Чугунов с возмущением отмечал: «происходит бессовестное и наглое злоупотребление служебным положением лиц, пользующихся казенными лошадьми не для служебного, а для личного обихода. Можно часто видеть лиц, катающихся с женщинами или разъезжающих по личным делам»[1040].

Мнение Чугунова разделял председатель губисполкома Липатов: «в большинстве сел, например Петропавловке, понятие о коммунистах самое недоброжелательное, слово “коммунист” – это значит группировка всех зол и преступлений»[1041].

В начале февраля 1919 года состоялось конференция профсоюзов. Ее вел Трусов. Обсуждались вопросы соцстрахования, с радостью было отмечено, что в город прибыло 50 вагонов с мануфактурой и 16 вагонов с сахаром и что ожидается еще 70 вагонов с хлебом.

Но разговор был не радостным. Он был тяжелым. Попытки снабдить товарами население сталкивались с нуждами армии. В Черном Яру военные отобрали у гражданских ведомств теплые вещи и даже посуду. В Астрахани в рабочие кварталы (Селены, например), целыми сутками не завозили хлеб вообще[1042]. Продуктовые карточки разворовывались.

Руководство края пыталось обвинить в сложностях несознательное население. Трусов отвечал: в основе сложностей лежат проблемы с кадрами, которых привлекла к работе коммунистическая партия.

12 февраля прошло еще одно профсоюзное собрание, в котором участвовали более тысячи человек. Председательствовал все тот же Трусов, но уже совместно с Унгером. Обсуждался только один вопрос – продовольственный. На собрании настоял ряд отраслевых профсоюзов, потребовавших повышения норм выдачи хлеба. Представитель продкомитета рассказывал: в Красном Куте скопилось двести вагонов с хлебом, но не хватает паровозов. Поэтому пассажирское сообщение отменено, и весь подвижной состав будет перевозить только хлеб, семенной материал и военные грузы. Сам докладчик планировал выехать в Самару, чтобы искать дополнительные паровозы. Кроме того, Аристов объявил сбор добровольцев для вооруженной экспедиции в Ставрополье за хлебом, предложив желающим присоединиться.

Энтузиазма предложение Аристова не вызвало. Собравшиеся, захлопав пытавшуюся читать им мораль Колесникову, потребовали увеличить норму выдачи хлеба и ввести свободу торговли мукой, картофелем, мясом и другими продуктами. «В продовольственных лавках нет ничего, кроме тухлой рыбы, – говорили они, – если еще месяцем-другим ранее можно было обойтись без хлеба, поскольку имелись другие продукты, то теперь не осталось ничего».

Демократичный Трусов ставил на голосование все поступающие предложения. При этом он объяснял, что повышение норм нереалистично, поскольку запасов в городе просто нет, и единственное, что можно сделать, – уровнять выдачу, уменьшив ее для оборонных предприятий.

К двум часам ночи созрел компромисс: ввести единую норму для рабочих и совслужащих – фунт хлеба в день, повысить норму выдачи для детей с полуфунта до 3/4 фунта и оставить норму для буржуазии в 1/2 фунта[1043].

21 февраля уставший от внутрипрофсоюзных споров Павел Унгер подал в отставку. К руководству Союза Союза вернулся Александр Трусов. Его заместителем стал металлист Федор Трофимов, ответственным по культурно-массовой работе избрали Михаила Непряхина, секретарем – Рабиновича. Кроме этой четверки, в Президиум – но уже на рядовой основе – избрали Унгера и Баграмова[1044].

Январский солдатский мятеж

В январе 1919 года в Астрахани вспыхнул солдатский мятеж, обойденный молчанием и в газете «Коммунист» и в официальной истории местной организации КПСС.