Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Константин Мехоношин сообщил о решении председателю ВЦИК Якову Свердлову, сославшись на то, что все местные органы власти поддержали создание ВРК. В качестве основания он указал на сложное военное положение и «попытки создать какие-то беспартийные рабочие организации, угрожающие забастовкой»[1075].

Хотя ВЦИК и утвердил решение, оно, видимо, вызвало недоумение в Москве, и спустя неделю Мехоношин направил развернутое объяснение уже на имя Ленина, сообщая:

«Политическое положение в Астрахани удручающее: провокационная атмосфера интриг, карьеризма, попустительства и полной непригодности. Ни одна из организаций не пользуется авторитетом. Рабочие массы не только не организованы, но даже наоборот, разорганизованы политикой попустительства»[1076].

Первым приказом ВРК стало резкое сокращение продовольственных пайков.

Население разбивалось на три категории:

– военные и рабочие, которым полагался в день 1 фунт хлеба (то есть примерно 450 г);

– служащие, которым полагалось 1/2 фунта хлеба;

– нетрудовые элементы, для которых порция пайка составляла 1/4 фунта.

Таким образом, вместо ожидавшегося астраханскими рабочими повышения норм выдачи хлеба для их детей до 3/4 фунта нормы были снижены вдвое. Вдвое уменьшились также нормы для работников оборонных предприятий, военных, совслужащих и ремесленников.

Ограничение доступности хлеба отражалось на всем рынке. Остальные товары и даже услуги приравнивались к хлебному эквиваленту. В городе не хватало масла, спичек, колбасы и табака[1077]. Объемы вылова рыбы в предыдущие два года упали на 40 %, а выловленное в значительной степени было отправлено в голодающую Москву и в армию. Из-за сложностей с пропусками ловцы не хотели даже имеющуюся у них рыбу в Астрахань[1078].

Мануфактуры не было. С декабря прекратились поставки галантереи[1079]. Газеты с возмущением описывали, что пара сапог на Селенских Исадах стоит два пуда хлеба, то есть двухмесячную норму[1080]. Евреи жаловались на отсутствие кошерной колбасы[1081]. При этом из-за плохой организации заготовок и недостатка скотобоен только на Калмыцком Базаре, не дождавшись своей участи, пало 1160 коров и 9000 баранов и овец[1082].

Позднее было подсчитано, что за первые четыре месяца 1919 года в среднем на астраханца пришлось всего 220 граммов чая, 50 граммов мыла, две с половиной коробки спичек[1083].

Нормированы были не все продукты питания. В свободной торговле находились молоко, сметана, творог, овощи, картофель, фрукты, а также редкие для Астрахани грибы и мед. При этом для советских служащих работали ценовые скидки. Так, если для населения пуд капусты в кооперативе «Интернационал» стоил 80 руб., то для сотрудников органов власти – на треть дешевле[1084].

Однако кооперативные лавки не справлялись с потоком покупателей. Товара в них не хватало. А цены на свободном рынке взлетели до недоступного десяткам тысяч людей уровня: к весне 1919 года пуд ржаной муки стоит 2000 руб., пуд картофеля – 400 руб., плитка калмыцкого чая – 500 руб., фунт чая – 300 руб., фунт сахара – 200 руб., фунт сливочного масла – 150 руб.[1085] Продуктовая хлебная карточка оставалась для многих семей единственной надеждой.

Резко сократив продуктовые нормы и ожидая всплеска недовольства, Киров поменял руководство местного ЧК. Он сделал это по прямому указанию Мехоношина, который телеграфировал: «Желательно, чтобы тов. Атарбеков поехал для совместной работы»[1086].

Чуть ранее, 30 января, прошла очередная амнистия, затронувшая еще 13 человек[1087]. 27 февраля краевой отдел юстиции, указывая ЧК на его подчиненное место и требуя объяснений в связи с очередными сомнительными задержаниями, писал: «отдел юстиции не есть проситель, а есть высший революционный орган, наблюдающий за правосудием, и для него никаких секретов у следствия не должно быть»[1088].

Теперь эти времена закончились.

«Киров сказал, что хочет предложить кандидатуру товарища, который сможет возглавить губЧК и навести там порядок, – вспоминала Колесникова, – он назвал кандидатуру Атарбекова, с которым работал на Северном Кавказе, охарактеризовав его как стойкого большевика и хорошего организатора»[1089].

На самом деле Геворк Атарбеков, как и сам Киров, присоединился к большевикам совсем недавно. В реестре членов партии, составленном в данный период, в качестве года вступления Геворка в партию указан 1918 год[1090]. Зато Атарбеков успел поработать начальником Особого отдела фронтового Реввоенсовета, проведя казни заложников в Пятигорске[1091].

Теперь Геворк Атарбеков сосредоточил в своих руках колоссальную власть, возглавляя одновременно Особый отдел Каскавфронта и губЧК. Центр не сразу утвердил это решение, и 9 марта Сергей Киров отбил телеграмму лично на имя Владимира Ленина с просьбой ускорить согласование. Это была единственная телеграмма Кирова в адрес главы советского правительства в данный период. О помощи с продовольствием он не спрашивал[1092].