Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

Основополагающим догматом либерализма XIX века была вера в отцовство Бога. Многие люди и сегодня продолжают думать, что Иисус учил универсальному отцовству Бога и вытекающей из этого доктрине братства всего человечества… Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что Иисус не проповедовал доктрину универсального отцовства Бога.

Его упоминания о Боге как «отце вашем» следует понимать в свете того факта, что Иисус учил не толпы, а учеников (Мф. 5:1–2). Подобным же образом и молитва Господня была дана не как общая молитва, которой люди должны молиться везде. Напротив, это была молитва, данная Его ученикам (Лк. 11:1–2). Иисус не учил, что отцовство Бога является универсальным. Он никогда не основывал отношение к Богу как к Отцу на чем-либо, что относится к каждому, например на том, что Бог – Создатель всех. Напротив, Он даже описывал некоторых лиц как имеющих диавола своим отцом (Ин. 8:44; ср. Мф. 12:34). Отношение к Богу как к Отцу возможно только через веру в Него[326].

С этими словами мы можем согласиться лишь частично. С одной стороны, нигде и никогда Иисус не учил, что любовь Бога к людям или Его отцовство по отношению к ним имеет избирательный характер. В абсолютном смысле Бог является Отцом для всех людей, поскольку каждого человека Он создал и о каждом заботится: нет такого человека, который был бы изъят из этой заботы. С другой стороны, подлинными детьми Бога являются те, кто уверовал в Его Единородного Сына. Отцовство Бога реализуется и актуализируется в тех людях, которые веруют в Иисуса как Сына Божия и исполняют Его заповеди. Иными словами, в полной мере оно реализуется в общине учеников Иисуса.

Право называться сыном Небесного Отца можно сравнить с правом на наследство. Все дети одного отца имеют формальное право на наследство, но не все его получают, а только те, кто исполняет волю отца и кого отец упоминает в своем завещании. И даже если сын, как в притче из Евангелия от Луки, получает наследство, это не означает, что он сможет им правильно распорядиться. Предав своего отца и расточив полученное наследство, блудный сын утратил право называться сыном. Оно было восстановлено только после того, как он раскаялся и вернулся к отцу (Лк. 15:11–24).

Спас в силах. Икона. XV в.

Применительно к Богу слово «Отец» лишено характеристик пола[327]. Не случайно в Ветхом Завете Бог не только называется Отцом, но и сравнивается с матерью: Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя (Ис. 49:15); Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас… (Ис. 66:13).

В наше время люди имеют очень разный опыт, связанный с отцом и отцовством. Многие дети растут без отца или видят своего отца лишь эпизодически; связь между поколениями часто бывает нарушена из-за семейных неурядиц, конфликтов и разводов. Поэтому каждый человек вкладывает в понятие «отец» свое содержание. Отцовство Бога имеет иную природу, чем земное отцовство и чем земное материнство: человек может узнать об этом только по личному опыту общения с Богом.

По мысли Тертуллиана, исповедуя Бога Отцом, христианин одновременно молится Сыну, а Церковь исповедует Матерью:

Этими словами мы вместе и молимся Богу, и изъявляем веру нашу в Него, именуя Его Отцом… Говоря «Отче», мы одновременно исповедуем и Бога. Имя сие знаменует и любовь Его, и Его могущество. В Отце мы призываем и Сына, Который Сам сказал: «Я в Отце, и Отец во Мне» (Ин. 14:11). Призываем также и Церковь, матерь нашу, которая одна утверждает то отношение, какое существует между этими двумя Лицами. В одном этом слове «Отец» мы почитаем Бога и святых Его, повинуемся заповеди и осуждаем тех людей, которые забывают Отца своего[328].

Местоимение «наш», прибавленное к слову «Отче» в версии Матфея, подчеркивает общинный, соборный характер этой молитвы. По мысли Киприана Карфагенского (III в.), молитва Господня произносится от лица всей общины как единой семьи последователей Иисуса:

Учитель мира и Наставник единства прежде всего не хотел, чтобы молитва была совершаема порознь и частным образом, так, чтобы молящийся молился только за себя. В самом деле, мы не говорим: «Отче мой, сущий на небесах, хлеб мой дай мне сегодня»; каждый из нас не просит об оставлении только своего долга, не молится об одном себе, чтобы тол ько с амо -му не быть введенным во искушение и избавиться от лукавого. У нас всенародная и общая молитва, и когда мы молимся, то молимся не за одного кого-либо, но за весь народ, потому что мы – весь народ – составляем одно. Бог – Наставник мира и согласи я, почавший единству, хотел, чтобы и один молился за всех так же, как Он один носил нас всех[329].

По мнению Иоанна Златоуста, молитва «Отче наш» уничтожает представление о социальном неравенстве и научает любить всех ближних, вне зависимости от их статуса, положения, места в обществе:

Этими словами Он научает нас молиться и за всех братьев. Он не говорит: «Отче мой, сущий на небесах», но «Отче наш» и тем самым повелевает возносить молитвы за весь род человеческий и никогда не иметь в виду собственных выгод, но всегда заботиться о выгодах ближнего. А таким образом и вражду уничтожает, и гордость низлагает, и зависть истребляет, и вводит любовь – мать всего доброго; уничтожает неравенство дел человеческих и показывает полное равночестие между царем и бедным, так как в делах высочайших и необходимейших мы все имеем равное участие[330].

Не случайно молитва «Отче наш» включена в церковное богослужение, в том числе в Евхаристию, в которой наиболее полно выражается союз общины с Богом.

Евхаристия. Мозаика собора Архангела Михаила Михайловского Златоверхого монастыря (Киев). 1108–1113 гг.

В Православной Церкви без этой молитвы не обходится ни одна служба: помимо литургии, где она исполняется всем народом с особой торжественностью, непосредственно перед причащением, она включена также в богослужения утрени, вечерни, часов, полунощницы и повечерия. Соборный характер молитвы не препятствует верующим читать ее на домашнем молитвенном правиле. Христианин, даже когда обращается к Богу наедине, затворив дверь своей комнаты, молится как член церковной общины: он ощущает себя частью единого тела, связанной незримыми нитями со всеми остальными его частями.

Выражение «сущий на небесах» заслуживает отдельного рассмотрения. Начало молитвы «Отче наш» представляет собой звательный падеж словосочетания «Отец ваш Небесный» (ὁ πατὴρ ὑμῶν ὁ οὐράνιος, или ὁ πατὴρ ὑμῶν ὁ ἐν τοῖς οὐρανοῖς), многократно встречающегося в прямой речи Иисуса. В Евангелии от Матфея словосочетание «Отец Небесный» (всегда с местоимением «ваш» или «Мой») встречается в общей сложности 20 раз[331].

Общепринятым в научной литературе по Новому Завету является мнение о том, что слово «небо» во времена Иисуса употреблялось в качестве синонима имени Божия, и употребление Иисусом таких выражений, как «Царство Небесное», было связано с благочестивой традицией избегать прямого упоминания о Боге[332]. Эта традиция, как мы уже говорили, была мотивирована нежеланием нарушить вторую заповедь закона Моисеева: Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно (Исх. 20:7; Втор. 5:11). Она сохраняется в иудаизме по сей день: иудеи не только на еврейском, но и на других языках предпочитают избегать слова «Бог», заменяя его словами «Всевышний» или «небо» (а на письме, где этого невозможно избежать, обозначая аббревиатурой «Б-г»).

Апокалипсис. А. Гудвин. 1903 г.

В то же время понятие неба в Евангелиях отнюдь не сводится к простому субституту термина «Бог», но имеет самостоятельное значение. Как показали недавние исследования[333], это понятие занимает исключительное место в Евангелии от Матфея: слово ουρανός («небо») встречается в нем 82 раза, тогда как у других евангелистов значительно реже (18 у Марка, 32 у Луки, 18 у Иоанна). Не менее часто, чем в Евангелии от Матфея, термин «небо» встречается в Апокалипсисе (55 раз против 82 при общем объеме текста меньше почти в 2 раза). Таким образом, наибольшая частота употребления понятия «небо» обнаруживается в книгах, открывающих и замыкающих Новый Завет.