Вдруг кадр меняется. Паша Пластинин бежит во весь дух, а за ним Егор Бережной — в валенках, но в трусах, в шапке, но в майке. Бережной изображен в напряженной позе, задыхающимся, язык на плече. А сам он огромный, в три раза больше щупленького Паши Пластинина. Зрители хохочут. Труба возвещает:
Егор сидел на полу, на самой середине барака. Он не стерпел и стал подниматься, чтобы уйти, оказался в луче киноаппарата, и тень его плечистой фигуры легла на экран. Зрители взвыли от восторга. Егор не понимал, отчего такое ликование, озирался кругом… И это вызвало новые взрывы смеха.
Пень Колодин в Сузёме получил полное признание.
Поздно вечером Егор пришел к племяннику в комнату для приезжающих. Грузно сел на табурет.
— Прокатил дядюшку, ославил… За что?
— Ты обиделся, дядя?
— Премного доволен. Благодарствую, племянничек…
— Кушай еще, дядюшка, — озорно поклонился Митя. — Просим прощенья за наше угощенье…
— Ну тебя, барбоса! За такое угощенье надо штаны спущать да ремнем — по чему, сам знаешь…
Митя прячется за стол.
— Уй, боюсь…
Егор смеется.
— То-то!
Световая газета с Пнем Колодиным так пришлась по душе лесорубам, что потребовалось повторить ее несколько раз, пока не пересмотрели все жители Сузёма. И к каждому новому показу прибавлялись новые кадры. Так, Митя изобразил на одном из кадров задравшую нос гордячку, пренебрежительно отвернувшуюся от комсомольцев-лесорубов. Зрители без труда узнали счетовода Валю, девчонку в жизни веселую и общительную. Ну, не ответила она толком на какой-то вопрос комсомольцам, наверно, неладно сделала, а так девка хоть куда.
Валя втихомолку поплакала от обиды, а когда слезы высохли, решила высказать этому Пню Колодину все, что она о нем думает. Она высмотрела Митю на улице и пошла, будто случайно, ему навстречу.
— Здравствуйте, Пень Колодин.
— Здравия желаю, — козырнул, дурачась, Митя.
— Поговорить с вами можно?
— Всегда готов.
— Это я и есть Валя, задирающая нос…