Перевернутый мир

– Да. Это должна сделать именно ты, никто другой. Все, кто в какой-то мере причастен, знает о наших отношениях. Бывших, скажем так. Все, даже Земцов и Кольцов, уверены, что ты в теме, чтобы броситься на мою защиту. Возможно, обвинить Павлова, как виновника моей трагедии. И вот ты появляешься на новом уровне – с объективной и критичной позицией ко всему и всем, в том числе ко мне. Тебя интересует только невинная жертва и ее жесткий убийца или убийцы. И пусть они немного расслабятся, даже поверят в то, что ты будешь продавливать свою истину вопреки всему, даже моей безопасности. Они – это те, которые заварили кровавую кашу. Нам это будет на руку, здорово отвлечет внимание от того, что мы хотим узнать. Мы с тобой хотим узнать.

Не знаю, как самой себе пересказать, что такое вечер и полночи любви с «увечным калекой». С самым полноценным мужчиной, какого я встречала в жизни. С моим прекрасным богом, которого самый страшный изъян может лишь сделать доступнее и ближе. В этом невероятном, губительном и страстном плену я наконец находила и вновь теряла себя. Я плыла по нереальной, невозможной, чужой и желанной реке к необитаемому острову. Там мне не нужны моя независимость и закаленность стали в бедах. Там ему не нужны ноги для погони и руки для борьбы. Там райские яблоки и лишь одно наше дитя – любовь.

Ночью я отвезла Арсения к его дому. Сама вернулась к себе, потеряв чувство притяжения к земле. Мы прорвались в ту даль, какой не бывает. Но пусть будет теперь воспоминание. Его хватит еще на кусок жизни. Бог знает, куда она нас заведет.

Часть девятая

Екатерина

Все смешалось в доме Васильевых. Папа позвонил мне в три часа ночи, чтобы я ему открыла входную дверь. Въехал в квартиру, как будто вернулся после своей ежедневной вылазки за хлебом и водой в ближайший магазин. Пандусы в нашем подъезде установили по его чертежу. Папа мог погулять на улице несколько часов. Но не ночью же! А глаза такие спокойные и приветливые, как будто все в порядке вещей. Даже спросил, не хочу ли я с ним перекусить на кухне. Кто же не хочет поесть ночью! Я уже настолько восстановилась после своих бедствий, что познала и ночной голод, и муки борьбы с ним. А тут такой случай… Если честно, любопытство меня разбирало.

Как же нам стало уютно, безопасно, даже забавно, когда мы сидели за кухонным столом. Я разогрела борщ, который мама сварила вечером, порвала на крупные куски свежий черный хлеб, сварила кофе, достала из морозилки мороженое.

– Ну и пир, – сказал папа.

– Чудо, что за пир, – подхватила я. – И до утра еще целая вечность. Короче, колись: где ты был? У тебя есть возможность чистосердечного признания до того момента, когда проснется мама. Потом будут только долгая пытка и публичная казнь.

– А ты знаешь, я готов, – рассмеялся папа. – Позорный столб, деготь и перья – это неплохие тренажеры для расслабленной психики. Мне бы очень хотелось оставить тебя с твоими завиральными версиями, но я скажу правду. Это была очень деловая встреча по серьезному делу.

– Ага. Правда, конечно. Тебе весь вечер звонил Кольцов по домашнему. У тебя был отключен мобильник.

– Да, был отключен. Я не мог отвлекаться. Сережа, в принципе, знал о встрече, он просто был не в курсе, что она состоялась. Я встречался с журналистом. Это касается убийства женщины, в котором обвиняется Павлов, его собственных версий случившегося. Он, кстати, подозревает меня. И мы решили, что это имеет смысл озвучить в материале.

– Обалдеть. Что ты задумал? Ты опять влипаешь в какую-то жуткую историю. И главное: как ты аккуратно обходишь пол и фамилию этого журналиста. Это ведь Марина Журавлева, правда? Она так заинтересована, была у меня, ты вряд ли мог согласиться на другую встречу.

– Да, это Марина, – ответил папа.

И я вздрогнула от чуть измененного тона его голоса. Никогда не слышала, не чувствовала в его словах, в дыхании такой пронзительной и в то же время откровенно обозначенной тайны.

– Тише, – произнесла я. – Мама открыла дверь, сейчас войдет. Готовься к обороне.

Но мама не вошла к нам. Она демонстративно похлопала дверьми туалета, ванной и вернулась в спальню, тоже шваркнув дверью.

Мы свернули нашу трапезу и самую необычную за всю нашу жизнь беседу и разошлись по своим комнатам. Папа, прощаясь до утра, не казался ни смущенным, ни встревоженным. Наоборот: он был свеж и позитивен, как никогда.

Я уснула на рассвете, а утром, подняв позвонивший телефон, впустила в мозг звонкий голосок Киры. У нее все горело, мы должны были встретиться и куда-то бежать.

– Только сначала открой мне дверь. Пока ты будешь мыться, собираться, я вам с отцом подам завтрак. Буду банальной: у меня сегодня опять банановый хлеб. Он так понравился Леше, что я всю ночь пекла, пьянея от ароматов. Кстати, утром бегала за бананами в наш магазин, во дворе нечаянно налетела на Зину, твою мать. Она не поздоровалась! Только зашипела как кошка. Вы все опять поругались?