Перевернутый мир

22
18
20
22
24
26
28
30

Та ночь, в которую уехали Арсений и Марина, не стала ночью греха, как думала Зинаида. Когда они оказались в тишине ее квартиры, на мгновение оба замерли. Так велика была иллюзия нереальной защищенности, полной изоляции от кровоточащего, истекающего ядом, перевернутого мира. Таким непреодолимым казался соблазн – выпасть из плотного слоя боли, страха и напряжения бессонных мыслей в теплый полумрак покоя. Хоть на час, хоть на минуту, секунду…

Они выпили по большой кружке черного кофе с тостами. Арсений смотрел, как устало опускаются ресницы Марины, прикрывая темно-серый бархат ее глаз. Он собирался предложить ей оставить даже разговоры о делах до утра. У них есть тайное и выстраданное право на паузу без сил и воли. Собственно, ему ничего не нужно было озвучивать. Марина прочитала слова до того, как они прозвучали, успела улыбнуться ему тепло и благодарно… И вдруг ее взгляд стал напряженным, острым, стальным и холодным. Она встала, выпрямилась, как будто собралась шагнуть в строй.

– Сеня, я должна тебе все показать и рассказать. Не могу не думать, что все происходит даже сейчас. Понимаешь, я просто блуждала по лабиринту чужих дел, только тех, которые зафиксированы в документах. А оказалась в чумном бараке грязи, подлости и преступлений.

– Ты о чем-то или о ком-то конкретном?

– Да, я искала, точнее, рыла вокруг бывшего мужа. Программист Кольцова помог мне многое взломать. Файлы, переписку, альбомы. Анализ, вывод и приговор – это твоя часть работы. Я такая храбрая, что о чем-то не могу сказать даже тебе: мозги каменеют, а кожа стынет, как в могиле.

– Работаем, – произнес Арсений.

И они отправились в лабиринт Марины.

В первые минуты и даже часы Арсений все еще с трудом отрывал взгляд от Марины. Восхищался ее организованным умом, способностью в ворохе документов, обилии информации находить нужное место, фразу, слово, идти по этому следу, как за хищником. Были материалы, в которых даже он не нашел бы подвоха, но срабатывало чутье Марины – и в зияющем провале виднелась откровенная разгадка.

А потом он забыл даже о ней. К нему вернулся азарт охоты. Такой настоящей работы он не знал годы. Его дело вернулось к нему.

У крупного финансового магната Никиты Журавлева была репутация благодетеля и альтруиста. Он поддерживал неизвестные общества с пафосными или трогательными названиями, вкладывался в проекты никем не замеченных талантов. Эти вложения были убыточными по официальным документам или приносили небольшой, даже смешной по критериям крупного бизнеса, доход. Но репутация наверняка того стоила. Никита Журавлев занимал особое место не только в бизнесе, но и в обществе. Это точно не тот бизнесмен, который гребет только под себя, а в голод и холод удавится за копейку, но не поможет страждущим. И на этом фоне почти невинно смотрелись откровенные откаты в разные стороны и вверх: без этого не удержать самый крепкий и чистый бизнес.

Значит, альтруизм, милосердие и благотворительность. Несколько фондов для инвестиций в перспективные в далеком будущем проекты. В советах фондов известные и просто интересные фамилии. Генерал Михеев, к примеру, в фонде поддержки молодежных патриотических обществ. А в совете фонда развития образования в числе ректоров нескольких вузов – директор частной школы «Наш Оксфорд» Алиса Смирнова.

– Черт, – хмыкнул Арсений, – как будто с родней повстречался. Надеюсь, это не мимолетное упоминание.

– Оно мимолетное, конечно, – ответила Марина. – Если речь об официальных статусах. Но дальше у меня есть взломанная почта, личные альбомы и даже запись с офисной видеокамеры Никиты. Он провожает из кабинета к выходу Алису Смирнову и произносит фразу: «Завтра пришлю к тебе Игнатьеву. Не хочу ничего переводить». Речь, конечно, о той самой Вере Игнатьевой, якобы убитой полковником Павловым. И о финансовой помощи школе или лично Смирновой, которую нельзя светить. Сейчас найду тебе это место.

– Там есть какие-то неформальные отношения? Он может жертвовать школе не из фонда, а от себя лично?

– Они есть. То ли дружба, то ли более тесная связь, замешенная на интимных секретах. Есть видео с камер дома Никиты. Алиса входит в подъезд с девочками из своей школы, в разное время, по одной. Но это потом. Сейчас давай посмотрим главное. Именно то, от чего у меня кровь стынет.

Для того чтобы войти на закрытый сайт организации, которой отправлял наиболее значительные инвестиции Журавлев, программист Кольцова долго подбирал код входа. Накануне ему удалось не только войти, но и зарегистрироваться. Общество называлось «Дети великой родины». Арсений, как в каком-то замороченном дежавю, читал чудовищные тексты с призывами к войне против всей планеты. Смотрел снимки марширующих «детей». Это были накачанные молодчики с оружием. И, наконец, какое-то сборище. На огромном красном полотне – черная свастика. Кто-то произносит милитаристские лозунги, молодчики зигуют, как в кадрах кино о рейхе.

– Я не могу поверить не в то, что это есть, – нацисты существуют всегда и везде, – а в то, что они все фиксируют и оставляют для истории.

– Я думаю, не для истории, – произнесла Марина. – Они фиксируют это для денег, которые им в изобилии жертвует не только Никита. Но он главный спонсор. Идея, полагаю, в том, чтобы всю эту нечисть собрать, подготовить и сохранить. До поры. Ты понимаешь, о чем речь?

– Да. Милейший человек твой бывший супруг, как ты мне и говорила. Помнишь: «У Никиты практически нет недостатков. Я слова грубого от него не слышала. Он все мне оставил и просто ушел. Он плакал». Если честно, не хотел тебя обижать, но на слове «плакал» я подумал, что там может быть редкий мерзавец. Но давай я молча досмотрю все что есть. Ты пока попей чаю, что ли. Я очень отвлекаюсь на тебя.

– Хорошо. Потом будет то, что мы нашли по финансовым передвижениям.