Глава 74
29 июня 510 года до н. э
До рассвета оставалось еще довольно долго, но Пифагор не ложился. Он и раньше не нуждался в продолжительном сне, но в последнее время заснуть едва удавалось на два-три часа.
Он старался с толком использовать время ночного бодрствования. На этот раз решил еще раз наведаться на могилу Ореста. Стоя рядом, размышлял об обстоятельствах его смерти: невыносимо было видеть, с какой легкостью поддались чужой воле десятки членов братства, даже наиболее видные учителя.
Он печально вздохнул и закрыл глаза.
Наказание за измену клятве применялось и раньше, но чисто символически. Действительно, что в случае предательства великого учителя виновный заслуживал смертной казни. Но только Пифагор имел право вынести приговор. Он всегда полагал, что, если нечто подобное случится, найдет способ смягчить наказание и не обременять свою совесть смертью человека. К несчастью, пользуясь его отсутствием, братья решили наказать виновного самостоятельно.
Клятва необходима. Тайны могут быть доступны лишь чистым и подготовленным умам. Придумав клятву, Пифагор желал защитить человечество от попадания тайн в дурные руки.
Защищать путем сдерживания, а не путем исполнения наказания.
Он глубоко вздохнул, представив себе казнь и смерть Ореста. Человек, задумавший это преступление, показал убийственное владение не только пифагорейскими тайнами, но и тайнами человеческого разума. Ему удалось заставить мирных и вдумчивых людей увлечься самыми дикими страстями. Он убедил их не только в предательстве Ореста, но и в его виновности в убийстве Даарука и Клеоменида. Враг знал, что община еще не оправилась после недавних смертей и что благодаря его хитрости случится эмоциональный катарсис, вырвутся из-под контроля чувства, которые растворят отдельные души в стайном животном хаосе. Как и предполагал преступник, страх и ненависть объединились, чтобы вытащить из людей все самое низменное, сведя на нет высшую часть их души.
Пифагор прекрасно знал, что творилось в сознании его учеников. Он допрашивал участников преступления одного за другим и во всех видел одно и то же.
Он также решил поддерживать в Совете версию о том, что Орест убит без каких-либо улик, но в отношении виновных принял меры. Эврибата и Пелия понизил до уровня учеников-математиков без возможности роста — в течение десяти лет для Эврибата и двадцати для Пелия. Кроме того, отправил их в Катанию, в общину своего сына Телавга. Так он защитит их, а заодно и все братство, от дознания Совета Тысячи.
Остальных участников он также понизил, и все они потеряли возможность вернуть свой статус в течение как минимум десяти лет. Он дал указание увеличить время, затрачиваемое на внутреннюю работу. В некотором смысле эти люди поступили правильно: полагая, что Орест предатель, они наказали его как нарушителя клятвы. Но они обязаны были дождаться его возвращения. Кроме того, они действовали неразумно, их ослепило озверение беснующейся толпы, в которую превратилась община.
«Мои ученики вели себя как звери», — ужаснулся Пифагор.
Это преступление нанесло огромный урон всему братству.
Небо быстро светлело, но все еще походило на черное покрывало, усеянное звездами. Факелы солдат были единственным источником света. Пифагор отошел от могилы Ореста и направился к общине, за ним следовали гоплиты. Вскоре раздался топот лошадиных копыт, и появился Акенон.
— Доброе утро, Пифагор, — сказал египтянин, оставляя позади портик.
— Доброе утро, Акенон… Хотя солнце еще не взошло. Ты едешь в Кротон?
— Да, — ответил Акенон. — Хочу поговорить с работниками порта, а это лучшее время. Затем навещу Этеокла и других торговцев лошадьми и вьючными животными. Может быть, мы найдем какие-нибудь зацепки, проанализировав их продажи за последние недели.
— По-моему, это хорошая идея. Будь осторожен.
Акенон направил коня рысью, и Пифагор смотрел ему вслед, пока силуэт не растворился в сумерках раннего утра. Он вдруг сообразил, что, с тех пор как вернулся из Неаполиса, ни разу не видел Акенона и Ариадну вместе. Она почти не выходила из школы и при появлении отца вела себя с неизменной сдержанностью, за которой он угадывал глубочайшие страдания.