Жанна – Божья Дева

22
18
20
22
24
26
28
30

Эрар начал свою проповедь, взяв темой стих из Евангелия от Иоанна (XV.4): «Ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе».

В скомканном официальном отчёте 1431 г. указан только общий смысл того, что говорил Эрар: «Многочисленными заблуждениями и тяжкими преступлениями она отделилась от единства Матери нашей Святой Церкви и соблазняла христианский народ». По словам свидетелей, он называл её самым страшным чудовищем, когда-либо появлявшимся во Франции, ведьмой, еретичкой и раскольницей.

Она молчала, пока он оскорблял её. Но Эрар пошёл дальше и вызвал инцидент, о котором в официальном отчёте пришлось всё же написать: «Она заявила, что за свои дела и слова она не возлагает ответственности ни на кого: ни на своего короля, ни вообще на кого бы то ни было; и что если есть виновный, то это она и больше никто».

Как явствует из показаний 1450–1456 гг., Эрар, увлёкшись своим собственным красноречием, объявил еретиком и короля, поверившего в это чудовище. В частности, Массье говорит, что Эрар восклицал: «О Франция, как ты обманута! Карл, называющий себя твоим королём, стал еретиком и раскольником, примкнув к словам и делам этой женщины, распутной и исполненной всякого бесчестия!» «Дважды повторив эти слова, – продолжает Массье, – Эрар повернулся к Жанне и сказал, подняв перст: я к тебе обращаюсь и говорю тебе, что твой король – раскольник и еретик».

Вновь дискредитировать природную монархию, освящённую «Реймским таинством», – это для них, конечно, одна из основных задач процесса. Но нельзя было говорить это при ней. Никогда она не позволит бесчестить наследника Людовика Святого, хотя бы он и позволял бесчестить её.

«Не говорите о моём короле, – осадила она митингующего попа, – говорите обо мне. Мой король – самый благородный христианин и как никто другой любит веру и Церковь».

Или, по словам епископа Нуайонского:

«Хорошо ли я сделала или плохо – не мой король толкнул меня на это».

А если верить Изамбару, она добавила:

– Да и не в меня он поверил…

«Заставьте её замолчать», – распорядился Эрар, обращаясь к Массье.

Кончив проповедь – говорит официальный отчёт, – Эрар напомнил ей, что «господа судьи много раз уже требовали, чтобы она отдала на суд Церкви все свои дела и слова». По словам Массье, «Эрар в конце проповеди прочёл ей грамоту из нескольких статей, требуя, чтобы она по ним отреклась. Жанна ответила, что не понимает, что такое отречение, и просит дать ей совет. Тогда Эрар сказал мне, чтоб я дал ей совет. Я ей сказал, что если она воспротивится какой-либо из этих статей, её сожгут; но я ей посоветовал потребовать, чтобы Вселенская Церковь высказалась сначала о том, должна ли она отречься по этим статьям или нет. Что она и сделала».

Действительно, в официальном отчёте сказано, что она ответила Эрару:

– Относительно подчинения Церкви я уже сказала им (судьям). Пусть все мои дела и слова будут посланы в Рим, к Святому Отцу, которому я подчиняюсь – после Бога.

Апелляция в Рим, во всяком случае, должна была затянуть дело и позволить ей сейчас уйти от костра. Но и в этот момент она подчиняется «во-первых, Богу», а папе уже только потом.

И она продолжала:

– Всё, что я говорила и делала, я делала по повелению Божию…

Но трибунал не допускает проволочек. Эрар сказал ей (по официальному отчёту), что она «должна отречься от своих дел и слов, уже осуждённых духовенством». «Ты теперь же отречёшься или будешь сожжена» (по словам Массье).

И здесь ещё, «когда я была на эшафоте, Голоса говорили мне, чтоб я смело отвечала этому проповеднику». И она повторила:

– Я отдаю себя на суд Божий и на суд Святого Отца.