Контрудар

На следующий день мимо Дарницы шли спешно вызванные с фронта эшелоны усусов во главе с капитаном австрийской службы Романом Сушко. Были среди них и стрельцы сотника Чмолы. Усусов бросили на помощь запорожским куреням против «Арсенала». Чмолу с его «эвропейцами» поставили охранять Центральную раду.

С утра взялись за оружие Демиевка, Шулявка, Подол, а весь Киев забастовал. Если в дни боев со штабом Керенского не бастовали водопровод, городской транспорт, электростанция, пекарни, то теперь Стачечный комитет призвал к забастовке и к борьбе всех.

Вернувшийся к вечеру на слободку солдат-фронтовик, напротив, организовал с согласия товарищей и ночную выпечку. Перед рассветом по днепровскому льду явились представители восставших. Погрузили свежевыпеченный хлеб на розвальни, накрыли тулупом. Солдат, дав Назару шинель австрийца, велел и ему лезть в сани. Заметив колебания подмастерья, хромой нахмурил лицо и заговорил строго:

— Знай. Отныне я комиссар пекарни. Мой приказ — закон! И идти против закона никому не советую…

Потом, что-то вспомнив, солдат пошел в пристройку и вскоре вернулся, неся в руках бритву и мыло с помазком. Снял с головы Назара папаху и, не церемонясь, сбрил ему гайдамацкий чуб-оселедец.

Выталкивая Назара наружу, он сказал ему с какой-то сердечностью:

— Следующую выпечку, товарищ, придется везти тебе самому. Сейчас поедем вместе…

А парень, забравшись в розвальни, спрашивал себя: «Что это, измена?» И тут же отвечал: «Нет, не измена! Ведь везет хлеб вчерашний «вольный казак» вчерашним гайдамакам-матросам из полка имени гетмана Сагайдачного…»

В голове молодого хлебопека завертелась пестрая карусель. Куда там «Панораме Голгофы», которой он так восхищался, бегая с потным пятаком в руке на Владимирскую горку.

А вот зажатые в гневе кулачки нового пана чотаря. Прозвучали в ушах его обидные и незаслуженные слова. За что? За то, что он, не жалея сил, по чистой рабочей совести, не за плату, как все они, или за жирный паек, служил верой и правдой святому делу?

Потом, заслонив собой всю галдящую вереницу людей, возникла плотная фигура сероглазого, с помятым, как у боксера, носом штабс-капитана. Красу и гордость войска Центральной рады Силу Мусиевича Мищенко знал весь Киев. Весь — и красный, и желто-блакитный. А поди ж ты! Повернул оружие. Сын селянина из-под Киева, из небольшого села Иванькив, порвал с гайдамацтвом. Подумать только — сам Сила Мищенко! А он, Назар, кто? «Вольный казак», рядовой из рядовых! Атаман Мищенко повернул зброю. Он же, Назар, кругом безоружный, везет только хлеб. А хлеб — это не пулемет, не штык, не ручная граната…

До чего же складно все получилось — до крови дело не дошло. Спасибо хромому солдату: не встрял в ту шебутиловку. Под Крутами кровь лилась рекой. И на той, и на другой стороне…

Не без трудностей атаманы справились с восстанием на Демиевке. Не устояли против их лютого натиска и очевидного количественного превосходства Шулявка и Подол. А вот на Печерске, хотя туда были двинуты лучшие силы Центральной рады, дела обстояли сложнее.

Шесть дней и шесть ночей революционные рабочие и гайдамаки, перешедшие из лагеря патентованных пройдох в лагерь правды и справедливости, мужественно отражали атаки атаманских куреней. Завод «Арсенал» превратился в неприступную цитадель.

Защитники Печерска не давали пощады врагу и не ждали пощады себе. Упорство людей, поднявших знамя восстания, пришло к ним через ряд поколений от предков, закаленных в жестоких боях.

Осажденные, отражая короткими контратаками свирепые наскоки атаманских войск, мстили за разгром Советов, за расправы с товарищами, за злодейское убийство без суда и следствия любимца киевского пролетариата Леонида Пятакова.

Улицы и переулки Печерска, все подступы к цитадели и площадь на ней, пятачок, на котором ныне стоит, густо обвитый плющом, постамент с горной пушчонкой восставших, дымились кровью. Все теснее и теснее сжималось кольцо осады. Силы осаждавших нарастали с каждым днем, силы защитников «Арсенала» таяли. И все же мысль о товарищах, спешивших на помощь из-за Днепра, удесятеряла упорство героев — славных потомков Тараса Бульбы и его мужественных степных рыцарей.

А красногвардейцы, сломившие сопротивление гайдамаков у Крут и Гребенки, продвигались довольно быстро, если учитывать возможности того времени, и слишком медленно, если учесть ту ситуацию, которая складывалась на правом берегу. Ведь война тогда шла не полевая, а эшелонная. Сражения велись на рельсах и возле них. В той войне атаманы взяли себе в помощь сильного союзника: «ДД», добродия динамита. Саперы то и дело торопились к мостам, водокачкам, стрелкам. Только случайно, и то по следам «Черноморца», красному бронепоезду «Свободная Украина» удалось на часок прорваться в Дарницу.

И даже после шести дней тяжкой обороны не иссяк еще боевой дух арсенальцев и матросов из полка имени гетмана Сагайдачного. Иссякли лишь патроны, снаряды, продовольствие. Две пекарни Печерска остановились — вышла мука. Каждую ночь Назар Турчан доставлял по льду с Голопузовки к склонам Кукушкиной дачи, где дожидались пикеты рабочих, по двое саней с хлебом. Но этого было мало.

Назар оправдал надежды солдата-фронтовика. Требовалась большая физическая сила, необычная выносливость, смекалка, чтобы справиться с нелегким и рискованным заданием. На переправах стояли мощные заслоны, патрулировались берега, особенно у Цепного и Наводницкого мостов. Но выручали злые метели, задувавшие с вечера со стороны Вышгорода. Падавший сверху снег, острая крупа, которая секла по глазам, вихри ледяной пыли, вздымавшиеся из-под ног, застилали все вокруг. И эта непогода, повторяя жуткую атмосферу преисподней, была первым помощником Назара.