Контрудар

А рыжий трестовик, закурив после доброй закуски, похвалялся:

— Эх, братки, была у меня житуха: квартира, командировки, рестораны! Анекдот — такая шишка и катает в тайге колодье! А бабы! Не чета вот этим, — понизил он голос, — они же моются раз в неделю. Да и то в бане по-черному…

А бобруйский подпасок сразу отозвался:

— Видать, рыжий, не зря тебя поперли в тайгу…

Меж тем Устя, отвернувшись, не глядя ни на кого, ни на строптивую невестку, энергично уминала пахнувшие еще печью шанежки.

Но утром следующего дня, когда люди снова собирались идти на чистины, она сунула постояльцу поллитровку с холодным молоком. Спасибо Дашке…

Дед Зотка

К вечеру этого дня появился хозяин, сам Зот Еремеевич Бочкин. Бородатый крепыш в потрепанном защитном мундире, в мягких чирках, в старой ушанке на седой голове, с дробовиком за плечом, он стоял как вкопанный на пороге избы. Из-под густых насупленных бровей метал сердитые колючие взгляды. Не поздоровавшись, переступил наконец порог, снял с плеча ружье, пнул ногой вертевшегося вблизи пса, сердито швырнул на лежанку огромную тетерку — охотничью добычу.

— Садись, Зотка, к столу, — залебезила хозяйка. Бросилась к печке, взялась за ухват. — Насыплю тебе горяченьких щей…

— Сыт по горло… — отозвался дед. — Потчуй свово разлюбезного постояльца.

Богунец обомлел. Стоял у окна ни жив ни мертв. Председатель, все жители Бочкина Бора приняли новичков как нельзя лучше, а тут на тебе. Ушат холодной воды! Куда там ушат, целая кадка…

— А это еще что? — распалялся все больше Зот Еремеевич. Стукнул прикладом дробовика по шаткой койке. — Кто позволил рушить хозяйское добро?

В первый же вечер, решая, куда уложить постояльца, Устя велела взять в хлеве старую, рассохшуюся дверь, два сосновых чурбака. Из них он и соорудил довольно-таки сносное ложе.

— Ишь какая сердешная, — хрипел простуженным голосом хозяин. — Что, в сенях они, их благородия, спать непривыкшие?

— Ты бы еще, Зотка, погнал его в подклеть заодно с овечками, — раскурив трубку, отважилась постоять за себя Устя.

— Кабы моя власть! — зло посмотрел дед и бросил самопал, а затем и патронташ на широкую кровать. — Наших мужиков подчистую извели, а тут, извольте, шлют нам всяких… На тебе, боже… Не зря начальство супротив их шерстки прошлося. Что, леший тебя забодай, — подступил он к старухе, возвышавшейся над ним на целую голову, — небось сама навяливалась? Сама просила постояльца? Ешо молочком потчуешь его! Что, мало в нашей деревне вдовых баб? Любая примет с охоткой.

— Не стращай, Зотка. Пуганая я… — вяло отбивалась Устя.

— Знамо дело, — не унимался вояка. — Один шиш, что баба толченая, что девка верченая…

А усач молчал, сбитый с толку этой дикой сценой. Напряженно следил, как неистово таранят стекло огромные таежные комары.

Воинственный дед сел за стол. В избе запахло наваристыми щами. Не сказав ни слова, квартирант направился к выходу. Присел у калитки на скамеечке. Все думал, думал — что делать, как быть?