Контрудар

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ишь оно што! — растерялся владыка. — Больно расщедрился Васька Король. А ты те сотки корчевал своим горбом, поливал потом и слезами?

— Не поливал, так полью. И кровью своей поливал не эти, так иные сотки…

— Так ты еще и резвый к тому… — ответил хозяин и гневно швырнул сапку в кучу инструмента. Грохнув дверью, ушел в избу.

Дашка — «жар-баба»

Как обычно, бригада катальщиков двинулась на чистины лишь после того, как женщины управились с домашними делами. А их было предостаточно — горшки, корова, вода, завтрак, стирка, уборка.

Пока шли, Дарья не закрывала рта. Поравнявшись с богунцем, громко, чтобы все слышали, спросила:

— Что, глянулась вам фатера? Давеча больно крепко шумел в избе дед Зотка!

— В избе разброд — люди у ворот. А я что-то никого у нашей ограды не заметил.

— Знаю я своего свекра, — расхохоталась солдатка. — Страсть не терпит рослых мужиков, тем паче в своей избе. Обидел его бог росточком, не то что мою разлюбезную свекровушку…

— Не язык, а упаси боже! — буркнула Устя, следовавшая бодрым строевым шагом по таежной тропинке чуть впереди всей бригады. — Сущее ботало, хоть вешай его под дугу. Шалая!

А «жар-баба» с еще большим запалом трещала:

— Давеча сидим мы это на лавочке у ограды. Я и говорю своему постояльцу: «Провалиться мне скрозь грунт, дед Зотка шибанет свово гостя на улку. Кабы не пришлось еще одного бездомного человека у себя приютить!» А как стало вовсе смеркаться, снова говорю: «Дед Зот шваркнул на сторожбу без свово самопала. Знать, чуть свет возвернется. Не выдюжит евоная душа». Так оно и получилось… А рыжий, — торопилась Дарья выложить деревенские новости, все, местные пересуды, — ваш рыжий товарищ вот учудил так учудил…

— А что случилось? — спросил усач, лишь теперь заметив, что, кроме механика, занятого сложным ремонтом молотилки, нет и любителя швейцарского сыра.

— Сбыл он свою новенькую куфаечку нашему кладовщику, — докладывала Дарья, — после этого закупил в лавке весь чай, какой только там был. Цельный куль уволок, пропастина, домой…

— Знать, нынче почнет спекулянничать, — подала голос Устя. — А зря, наши колхозники не пользуют того чаю. Есть свой — черемуховый цвет…

— Куды там! — возразила Дарья. — Не то вовсе у вашего рыжего в башке. Дома вскипятил чугунок воды, грохнул в него ажно цельную пачку. Получился не чай — натуральный деготь. Выдул самолично весь чугунок до самого днища, развеселился, запел: «Прощай, любимый город». И играл чаедуй ту песню допоздна. А нынче что твой сурок спит. Знать, не глянулось ему катать колодье. Попал в отказчики.

Так от всезнающей, болтливой Дарьи узнали, что пятый компаньон по странствиям, бывший прораб, — чифирщик. Чифирь, густо настоянный чай, подымая на короткое время тонус, разрушает организм сильнее алкоголя, морфия и даже опиума.

Много колодья уже было перемещено к кромке чистины, однако немало его оставалось еще посреди поля. Катальщики принялись за привычное дело. Работа нелегкая, но она была куда легче той, в которую накануне впряг своего постояльца дед Зот. Десятиметровые хлысты в три-четыре обхвата не могли устоять под дружным напором слаженной артели.

В обед что-то загрохотало на изрытом колдобинами таежном летнике. К корчеве, величественно восседая на легком ходке, подкатил сам председатель. Мошкара вилась вокруг его головы, но словно к заколдованной опасалась прикоснуться к ней. Королев широко раскрыл свой кисет. Во всем Бочкином Боре самый душистый самосад был у него.

Королев сообщал новости — проездом на Мурму заглянул в деревню директор МТС. Не сегодня-завтра прибудут из районного центра отремонтированные трактора. Сразу же начнут подымать целик — целину, на которой вот уже второй день катают колодье. Иркутский шофер, сказал он, пойдет в заправщики — будет подвозить тракторам горючее, смазку, воду. Бобруйский подпасок станет прицепщиком.