Под сенью ивы Дрон завернул сейф в мешковину и с натугой взгромоздил его в коляску. После проделанной работы неплохо было бы посидеть, выкурить сигарету, но погода словно подгоняла Дрона, не давая ему возможности расслабиться.
Чертыхаясь, он натянул на себя промокшую насквозь одежду и стал выводить мотоцикл на твердую почву. Проклятая машина завелась далеко не сразу, слегка напугав Дрона, но все-таки завелась, и он, мокрый, вымотанный, но счастливый покатил прочь.
Ему пришлось проехать мимо дома Казаченко. Затянутое пеленой дождя поместье «олигарха» казалось нежилым. «Представляю, как они здесь забегали бы, если бы узнали, кто и что едет мимо них! – торжествующе подумал Дрон. – Только хрен вам, а не сейф, ребята! У Дрона кусок изо рта не вырвешь».
И так, с ликованием в душе, он доехал до шоссе и повернул на Чистопрудный. Дождь и тут оказался ему на руку – гаишники не любители стоять на трассе в непогоду, им подавай, чтоб было тепло и сухо. Конечно, из-за дождя ему самому было трудно ехать, приходилось держать небольшую скорость, к тому же было уже чертовски холодно и чуть-чуть боязно, что заглохнет мотор. Но мотор выдержал испытание с честью, тем более что через полчаса дождь прекратился, выглянуло послеполуденное солнце, и ехать стало веселее.
Дрон полагал, что уезжает, начисто порывая с прошлым. Любовница ничего о его планах не знала, Староверову он тоже запудрил мозги, мобильный телефон выбросил, утопил в реке, ни на каких работах он не числился, никем тайнами не делился, значит, и следов за ним не должно остаться. Единственное – мотоцикл, но и от него Дрон намеревался избавиться, как только удастся вскрыть сейф. Денег вообще-то у него было кот наплакал. Максимум на неделю, не больше.
Когда Дрон добрался до Чистопрудного, наступали настоящие сумерки. В некоторых домах уже вспыхивали окна. Дрон чертовски устал, к тому же путешествие в мокрой одежде не пошло ему на пользу. Чувствовал он себя неважно, у него ломило суставы, царапало в горле, хотелось забраться куда-нибудь в сухое теплое место и заснуть. Ему стоило немалых усилий заставить себя думать о деле. Но все-таки он сделал все, как положено.
Вначале доехал до слесарной мастерской друга и убедился, что она уже закрыта. Факт был неприятный. Дрон рассчитывал захоронить сейф среди железок, которых в мастерской было пруд пруди. А теперь приходилось заявляться к другу домой, где наверняка полным-полно невольных свидетелей и любопытствующих. Но выбора не оставалось.
Он нашел дом друга и долго звонил в домофон, проклиная того, кто придумал это идиотское изобретение. Наконец ему ответил весьма нелюбезный женский голос, поинтересовавшийся, кого это черт принес на ночь глядя.
– Я к Ване Лопатину, – объяснил он. – Откройте, пожалуйста!
Дальнейшее выглядело так, будто на Дрона вылился еще один холодный поток воды, тряхнувший его, пожалуй, ничуть не меньше. Женщина перешла на жуткий крик и посоветовала поискать Ваню где-нибудь в другом месте, причем именовала Ваню не иначе как «этот урод», а Дрона – «придурок». Как ни был взбешен этой истерикой Дрон, он все-таки попытался договориться.
– Вы скажите толком, где его найти, – вставил он слово. – Я приехал издалека, устал, голоден, и у меня серьезное дело…
– У этого урода тоже серьезное дело! – завопила женщина. – Глотку он заливает, что, непонятно? Вторую неделю уже. А уж где его высочество таскается, это мне неизвестно. Поищи где-нибудь под забором или в канаве! А сюда больше не звони, а то пожалеешь – я милицию враз вызову!
Дрон был неприятно поражен. Запои у его друга случались нечасто, но были долгими и непредсказуемыми. Вернее, сам друг становился абсолютно непредсказуемым, и найти его во время запоя было делом величайшей сложности. У Дрона на это не было сейчас ни сил, ни времени, да и что ему было делать с пьяным до безумия Ваней?!
Он еще попытался как-то договориться с женщиной, но та просто выключила домофон. Своих баб Ваня менял чаще, чем запивал, и эту последнюю Дрон не знал совершенно. И вообще в Чистопрудном у него больше связей не было. То есть ситуация получалась патовая. Идти в гостиницу было безумием. Если его все-таки будут искать, то гостиницы проверят в первую очередь. А ему сейчас вообще не стоит светиться. Он почему-то вспомнил про Ежика, который навел их на дом Казаченко. Ежик хорошо знал Багра, а Дрона знал шапочно, через Багра – практически здоровались просто. И вот надо же, назвал его Староверову. Видать, Багра боялся больше. В итоге получилось как получилось. Но ведь мог вместо Староверова прийти кто угодно. Сейчас и менты землю роют, и Казаченко сучит копытами, и, если выжил, начнет суетиться Багор. Нет, сейчас никак нельзя было торговать рожей. Но ему срочно нужно было припрятать мотоцикл, сейф и самому где-то приклонить голову. Чувствовал он себя все хуже и хуже – даже есть расхотелось. В голове шумело, и тошнота подкатывала к горлу.
Решив отложить решение вопроса до утра, Дрон залез в седло и поехал назад в мастерскую. У него был с собой ломик, которым он без особых проблем взломал дверь. Потом, обливаясь потом и задыхаясь, заволок в мастерскую сделавшийся совершенно неподъемным сейф. Не будучи в силах тащить дальше, Дрон прикрыл его парой листов жести и успокоился на этом. Мотоцикл пришлось оставить на улице под открытым небом. У Дрона не было ничего сухого, поэтому он разделся донага и развесил свои шмотки внутри мастерской на веревке, с помощью которой выуживал из реки сейф. Еще он нашел в углу лежанку и пару грязных, как половик, одеял, в которые и завернулся, чтобы через минуту провалиться в глубокий оглушающий сон.
Глава 17
– Ну что, как там ваш Штирлиц? – спросил генерал, кивком показывая Ломову и Волченкову, что им можно присесть. – Жить будет?
По тону и по прячущейся в углу губ усмешке оперы догадались, что настроение у генерала не самое плохое. Во всяком случае, на много градусов выше, чем было последние три дня, после того, как в перестрелке едва не погиб лейтенант Шелест. Оба, и Ломов и Волченков, только что вернулись из больницы, где «отдыхал» раненый лейтенант. Досталось ему здорово, и кроме осложнившегося инфекцией огнестрела, он еще подцепил жуткий бронхит, но врачи так споро взялись за дело, что главная опасность уже была позади, а крепкий организм Шелеста пошел на поправку.
Об этом и доложил генералу Волченков.
– Эх, чуть не сгубили парня! – с упреком сказал генерал. – Стратеги хреновы!