Петро, направившийся было к двери, снова присел на лавку. В хате стало совсем светло. Выступили рыжеватые потеки на давно не беленных стенах и потолке. Черной пастью зияла печь. С полатей прыгнул старый полосатый кот и начал лениво тереться о ноги хозяйки. Под поветью Тимох стучал топором. Еще через минуту он вошел в хату и сбросил у печи охапку смолья.
Настя шарила кочергой в печи, искала уголек.
— Сбегани, донька, к Маланье, попроси жару. На, возьми чугунок…
— Не надо жару, — перебил Тимох. — Сходи к Клименку, позычь спичек. Полкоробка. Скажи — в воскресенье купим и отдадим. Нельзя ехать в дорогу без спичек…
— Нельзя, — подтвердил Петро. — Близкий ли свет, двенадцать верст… Я было запамятовал. Думал, засветло вернемся. Где тут вернешься?.. Да еще, может, у того маковского Нохима раймонт?
В хату между тем зашли бабы, что сидели на возу. Обе обуты в новые лозовые лапти, одеты в длинные серые свиты, обе зовутся Синклетами. Родились двойней в один день, и поп так нарек. Синклета, обмотанная платком поновее, — Петрова женка, а та, в старой поскони с дырками и у которой в торбе завязан жбан с простоквашей, — ее глухая сестра. Детей у Петра нет, и женкина сестра живет с ними.
— Когда поедем? — на всю хату крикнула глухая. — Стоим и стоим, а вон уже скотину гонят…
И правда, на улице послышался переливчатый звук берестяной трубы, а перед самым двором Воловика пастух щелкнул — точно выстрелил — веревочным кнутом.
— Выгоняй!
Коровы были недоены. Схватив деревянную доенку, Настя метнулась в сени, но как раз возвратилась со спичками Маня.
— Подои скоренько, донька, и догоняй пастуха.
Первые лучи солнца лизнули закопченные стекла окон, заиграли зайчиками по стене. В столбах света, которые косо, из угла в угол, пересекали хату, танцевали крошечные пылинки. Дела в Воловиковой хате пошли бойчей, и даже хмурый Петро повеселел. Бодро трещало в печи смолье, Настя сбрасывала на застланный рушником стол блин за блином, поспевая в то же время перемолвиться словечком с золовками, которые говорили обе разом.
Тимох вспомнил еще одно. Прошлой осенью, когда, смолотив первые шесть копен, он повез молоть, тот самый Ёдка потребовал квитанцию о сдаче продналога. И молоть, паршивец, не стал. Должен был Воловик зерно, что привез на помол, отдать за продналог, а сам нового хлеба еще недели две дожидался. Такой был приказ сельсовета. В Макове как будто другой сельсовет? Да кто может поручиться, что и Нохим не потребует квитанции?..
С полки, прибитой под потолком, Тимох достает кожаную сумку, туго набитую всякими бумажками. Тут обязательства по продналогу, обкладные листы, страховки, а также без счета разных квитанций. Читать Тимох не умеет, бумажки различает больше по цвету и форме. Поэтому, когда возникает нужда, дед призывает на помощь внука Пилипчика, который уже второй год бегает в школу. Только в хату к сыну, который живет рядом, через палисадник, Тимох не ходит. Жестоко поссорились, когда сын отделялся.
Немилость к сыну не распространяется на внука. Пилипчик часто прибегает к деду. На тот случай, если внука не видно во дворе, дед знает, как его вызвать.
Тимох выходит во двор, шагает в палисадник и бабкой, которой отбивают косу, стучит по стене в том месте, где у них полати. Пилипчик всегда спит на полатях.
И верно, не проходит и минуты, как заспанный Пилипчик тут как тут. У него совсем белая голова — дед тоже белый — и черные, потрескавшиеся ноги. Скупой Петро и две Синклеты меж тем уже едят. Настя, чтоб загладить вину, поставила на стол миску творога со сметаной и шкварок немного поджарила. Дед сперва дает Пилипчику блин со шкваркой, а затем подсовывает сумку. По писаному и Пилипчик не очень разбирает, но на пару с дедом кое-как из беды выбираются.
— Ищи, внучек, зеленый квиток. На восемь пудов.
— Тут триста написано, кг…
— На цилиграммы меряют. Это позалетошный квиток на картоплю. Ищи другого. Зеленый такой, будто трава…
ebooksa