Тополя нашей юности

22
18
20
22
24
26
28
30

— За что он будет бить? Я ж не украл… Вольная торговля: захотел — купил, захотел — нет… Дома баба мешок высушила, муку высыпала, так как раз хватило на блины…

Подъехали к переезду. Тут, возле станции, железнодорожный поселок непохож на маковскую деревню. Аккуратные, с крашеными ставнями домики стоят под самыми соснами. И огородов нет у этих жильцов. Посеет у себя под окнами грядку огурцов и рад. Чудно даже: как и на что живут эти люди?

— Таки подкузьмил я Ёдку… — опять вспомнил Кукса и сам залился мелким смехом.

Маковская мельница, как и хаты, тоже в сосняке. Из-за стройных деревьев выглядывает высокая труба с протянутыми от нее в четыре стороны тросами. Странно только, что над трубой совсем не видно дыма. Заметив это, мужики забеспокоились, даже шаг замедлили. Только Кукса будто ничего не видел. Шел один впереди, никак не мог избавиться от напавшего смеха, который душил его, как икота. Вытирая заскорузлым рукавом слезы и прямо корчась, опять давился смехом.

— Так Ёдка тут как заревет!..

Все стало ясно, когда въехали на широкий, обнесенный высоким дощатым забором двор мельницы. Пусто — ни повозки, ни человека. На дверях каменного строения, где работает паровая машина, висит большой замок. Заперта и запыленная мучной пылью деревянная пристройка. Бабы сошли с воза. Глухая, держа в руках торбу с кувшином простокваши, недоуменно глядит на замки.

— А чтоб тебя холера! — Петро снял шапку, вытер рукой взмокшую лысину. — День только даром загубили. И у Нохима раймонт…

— Темнота и несознательность, — сказал, почему-то взбодрившись, Кукса. — Едете в белый свет с завязанными глазами…

Кукса плюнул себе под ноги, на горячий песок.

1971

МЕШОК С «БЕЛЫМ НАЛИВОМ»

Перевод Р. Ветошкиной

— Завтра, сынок, поедем в местечко, продадим яблоки, — сказала мать Васе, прибежав с поля. — Попроси у Амельки лестницу, а мешок возьмем у Насти. Я у нее попросила…

— Не нужна мне лестница, — ответил Вася. — Я и так залезу.

— Ветки поломаешь. Яблонька молодая. Не будь упрямцем.

Мать снова ушла. Она жнет рожь, которую сеяли еще при немцах. Точнее говоря, немцы в Бывальках, где живет Вася и где всего тридцать дворов, за всю войну были только раз. Прошлым летом приехали на танкетках и сожгли деревню.

Вася сделал так, как сказала мать. Лестницу, сколоченную из неоструганных березовых жердей, принес от кривого Амельки, мешок ему дала Настя. Она всегда дома, сидит или лежит на подстилке возле землянки. У Насти отнялись ноги, и она ничего делать не может. Только полет грядки или щиплет перо.

Яблонька тонкая, и приставить к ней лестницу непросто. Но Вася нашел выход. Поставил лестницу почти прямо, а сбоку, чтоб не слишком давила на дерево, подпер ее жердью с рогатиной на конце. С нижних веток можно снимать яблоки вообще без лестницы.

Хорошо в Бывальках летом. Особенно, если смотреть на околицу сверху. Желтеют золотом полоски ржи. Клин ярового, соседнее с ним картофельное поле как огромный зеленый ковер. Пашня, словно подковой, окружена лесом. А там, где лес отступает, тянутся луга с круглыми, напоминающими надутые шары кустами лозняков. Над полем, лугами трепещет-переливается голубое марево. Только сама деревня с виду неказистая. Сверху землянки похожи на кучки земли, наточенные кротами. Улицу можно узнать только по хате, которую успел поставить Кузьма Ахремчик. Он работает в леспромхозе и бревна вывез на машине. Васиной матери Кузьма тоже помог привезти бревна.

Яблоки Вася снимает сначала с верхних веток. Можно было бы их просто стряхнуть, но тогда они побьются об землю. Яблоки трутся друг о друга у Васи за пазухой, скрипят, как новые хромовые сапоги.