Всю ту осень и зиму слободские мальчишки хвастались своими победами. Это не нравилось первомайцам. В классе были мальчишки и с одной и с другой улицы. И когда возникал спор при оценке какой-либо военной операции, класс разделялся на два непримиримых лагеря. Спор занимал все перемены, он продолжался и тогда, когда мальчики шли из школы домой.
Аркадий Понедельник колебался. Он стоял то за Слободку, то за Первомайку. Все зависело от того, с кем в тот или иной день Аркадий дружил. Яша, приходя в класс, всякий раз допытывался у него:
— Ты теперь чей?
Когда Аркадий был в союзе со Слободкой, он подавал Яше руку. Если же в этот день он примыкал к первомайцам, виновато моргал своими белесыми глазами и отворачивался.
Споры между Слободкой и Первомайкой происходили не всегда. В зимние каникулы произошло событие, чуть было не примирившее эти две улицы. Распуская учеников по домам, учителя объявили об утреннике, назначенном на второй день нового года. Этот утренник был действительно отличным. В самом большом классе стояла елка, а под елкой похаживал живой дед-мороз. Яша сразу узнал этого деда, ведь им была Лиза из их класса. И хотя Лизе нарисовали усы и приклеили длинную льняную бороду, ее узнали все.
Под елкой пели и плясали первоклассники. Это было не очень интересно. Первоклассники, может, еще и читать не научились и просто бекали-мекали по складам, а тут пустились в пляс. На них Яша поглядывал свысока.
Потом Лиза разносила подарки. Всем она давала одну конфетку в цветной бумажке и три «подушечки». А Яше дала аж две в бумажках и четыре «подушечки». Яша покраснел, он боялся, что кто-нибудь увидит, что Лиза дала ему конфет больше, чем остальным. Но этого, должно быть, никто не видел, так как объявили, что будет показана пьеса.
Яша никогда не видел спектакля и потому быстро забыл о Лизиных дарах.
Всех пригласили в другой класс, где был повешен занавес. Занавес отдернули, и началась пьеса. Яша сразу узнал всех, кто был на сцене. Сперва вышел белоголовый Костя с другим мальчиком, который тоже жил на Первомайке. У них, как и у Лизы, были нарисованы усы. Костя играл белогвардейского генерала. Сначала некоторые хихикали, но пьеса была интересная, и они притихли. У Кости на плечах блестели сделанные из серебряной бумаги погоны, а на груди висел самый настоящий царский крест. Костя ни разу не сбился, он говорил как по-писаному.
Скоро Яша совсем забыл, что он сидит в классе и смотрит спектакль. Боясь пошевельнуться, следил он за белым генералом, за командиром красных, за смелой красной разведчицей, которая не побоялась пробраться в штаб к самому генералу и подслушивала его приказы.
Почти все артисты, игравшие в пьесе, были с Первомайки. Но Яша об этом теперь не думал. Он хотел только, чтобы красные победили белых, чтобы спасли из тюрьмы смелую разведчицу, чтобы наши снова отбили у белых город…
Яша не жалел ладоней, когда пьеса окончилась. Белоголовому Косте и другим артистам аплодировали все — и Слободка и Первомайка. Они все-таки хорошо играли. Когда вечером возвращались домой, разговор шел только о пьесе и о первомайском Косте, из которого получился все же хороший артист. Тарабанов Алеша вначале молчал. Но под конец он не выдержал.
— Этот ваш Костя просто задавака, а вы все дураки, — сказал он со злостью. — Я вот отлупцую его, так будет знать пьесу. Генерал нашелся… Забыл, как я его гонял…
Все смолкли. Никому не хотелось перечить рыжему Алеше, хотя его угроза была совсем нелепой. Война, которую они вели летом, не касалась интересной пьесы. Да и сам Алеша приказал не задирать первомайцев.
Настроение у Слободки было испорчено. Испортил его сам Тарабан Алеша, которого пока что все слушались. Половину дороги ребята молчали. Это молчание совсем вывело Тарабана из равновесия.
— Бегите, целуйтесь со своим Костей! — закричал он на всю улицу. — Мне на вас наплевать. Только посмотрю, как вы летом искупаетесь! Эти первомайцы вас и близко не подпустят к сажалке…
Тарабан отделился от всех и зашагал прочь. Никто его не позвал, никто не побежал следом за ним. Мальчишки стояли растерянные и не знали, что делать.
— Пошел — и пусть идет, — сказал Змитрок Колошкан. — Очень нос задрал, слова нельзя сказать при нем. Война — это одно, а пьеса — совсем другое. Да никто и не собирается бежать за Костей…
На другой день Тарабан первый подошел к мальчишкам. О Косте он больше не вспоминал, и все вздохнули с облегчением. Все-таки не стоит ссориться между собой тем, кто живет на одной улице.
Спустя неделю начались занятия, и все пошло прежним порядком. Межа, разделявшая классы, все же осталась. Слободка не собиралась сдавать завоеванные позиции, несмотря на то что первомайцы со своим Костей выступали в пьесе.
ebooksa