Куанг Ха не спорит, потому что за тот месяц, что мы живем рядом, понял: когда я открываю рот, то говорю только о том, что знаю.
Не выпуская из рук мешка с бутылками, Куанг Ха идет по раскаленной крыше.
Я снова – следом.
Зачем я иду за ним? Я хожу следом, как маленький ребенок за старшим братом, и вижу, что его это только пуще злит.
По углам тряпки прижаты кирпичами, и, добравшись до Деллова окна, я поднимаю кирпич.
Куанг Ха наклоняется и свободной рукой сдергивает грязную тряпку.
Но тут из другой руки выскальзывает мусорный мешок, из него сыплются бутылки, и одна бутылка разбивается прямо у ног Куанг Ха.
Зеленые стекляшки летят в разные стороны, пара кусочков падает на чистый пластик не укрытого больше тряпкой окна.
Я-прежняя взвизгнула бы от резкого звука.
Я-нынешняя готова к такого рода вещам.
Уж скорее я-нынешняя удивлена тем, что летучие осколки не изрезали нас в кровь.
Куанг Ха и прежде бывал сердит, но теперь он по-настоящему зол. Он начинает собирать осколки.
Я быстро прихожу на помощь.
Наклонившись над окном, я вижу, что три осколка поймали солнечные лучи. От них на полу комнаты, что у нас под ногами, появились пятнышки цветного света.
Я бросаю взгляд на Куанг Ха. Он тоже это видит. Я говорю:
– Прямо как витраж.
Куанг Ха молча берет пивную бутылку и бьет ее о крышу. И выкладывает на окно кусочек янтарного стекла.
На ковер в гостиной у Делла ложится насыщенный оранжевый отблеск.
Мы переглядываемся.
Молчим.