Все это было оплетено вьющимися лианами. Было бы здорово просто замереть и с открытым ртом любоваться архитектурой, но я не могла себе этого позволить – у меня была миссия.
Здание, которое я искала, бросалось в глаза, потому что на его крыше был большой красный крест. Приблизившись ко входу, я замедлила шаги. Мое сердце билось так сильно, как будто мне предстояла встреча с самим Стивеном.
Внутри я увидела огромный зал не менее шестидесяти метров в ширину с множеством раненых мужчин с перебинтованными конечностями и другими частями тела. Они спали на диванах и мягких кожаных стульях, читали или ковыляли, опираясь на костыли. Некоторые были прикованы к инвалидным креслам. Несколько групп парней, пострадавших менее остальных, сгрудились у столов и играли в карты. В проволочных клетках пели канарейки. Воздух обогревали два открытых камина. Все, не считая заливающихся канареек, вели себя очень тихо.
Помимо щиплющего язык чесночного аромата я ощутила кислый вкус страдания, как если бы мне в горло начали заливать суп, который неделю назад приготовили из тухлого мяса и застоявшейся воды. Сдернув маску, я бросила жвачку в корзину для мусора.
Ко мне, стуча каблуками, подошла женщина с узкими, янтарного цвета, как у кошки, глазами, в белой форменной шапочке Красного Креста. Она поправила марлевую маску на довольно большом носу, разгладила белоснежный фартук, надетый поверх отглаженной серой униформы, и пристально посмотрела на мою докторскую сумку.
– Я не врач, – произнесла я. – Я просто сложила в эту сумку книги из библиотеки. – Я снова натянула марлю на рот и нос. – Это была сумка моей мамы.
– А-а.
Она моргнула с таким видом, как будто не знала, как реагировать на такое сообщение.
Я решила попробовать представиться чуть иначе.
– Меня зовут Мэри Блэк, – произнесла я, опуская свое второе имя «Шелли», чтобы избежать ассоциаций с
Она осмотрела меня с ног до головы – от детской белой ленты, которой я собрала волосы на затылке, до поношенных скаутских ботинок с полуразвязавшимися шнурками.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать. С половиной.
– Этого маловато для того, чтобы помогать некоторым из этих парней, учитывая их состояние. Большинство наших волонтеров – это замужние женщины, уже кое-что повидавшие в этой жизни. Они родили детей. Потеряли мужей.
– Я только что похоронила юношу, который значил для меня все, мэм. Я видела синие, как ежевика, трупы, лежащие на лужайках перед домом. Меня незачем от чего-либо защищать. – Я перехватила тяжелую сумку другой рукой. – Я устала сидеть дома и ничего не делать.
Она сглотнула.
– Хорошо. Ты готова разносить солдатам еду и следить за тем, чтобы им было удобно? Помогать им писать письма, ну и все прочее?
– Да.
Она подошла ближе и понизила голос:
– Некоторым из них ампутировали руки или ноги, у некоторых под бинтами скрываются обезображенные ранениями лица. Ты можешь увидеть изуродованные, искалеченные лица. Уверена, что справишься?