Погоня за панкерой

– Не совсем. У меня было головокружительное ощущение наложенных друг на друга вселенных, потом приятный полет над красивым пейзажем – Оз, как я понимаю. Однако я не отвлекал вас, поскольку переживал нечто еще. Доктор Берроуз, ваш гигиенический отсек неожиданно открылся для меня. И остается таким. Определив положение той вселенной, я не теряю ее. Дити, твоя подруга Глинда Мудрая, Прекрасная и Добрая посылает тебе свою любовь.

– Зебадия, мы должны были приземлиться!

– Глинда понимает, почему это было бы неразумно. Еще она просит передать капитану Зебадии, чтобы он не задерживался тут слишком долго. Это меня огорчает, но Глинда права. Здесь не место вашего финального отдыха. Хильда не-горчица, если ты пойдешь в свою гардеробную, я думаю, что смогу добраться до твоих мыслей.

– Сию секунду, Ворсел! – я поспешила обратно к машине, на ходу бросив Джейкобу: – Скоро вернусь, дорогой!

– Ворсел, ты еще тут?

– Да, Красотка Хильда. Спасибо. У меня теперь есть над чем подумать.

Сэр Остин был настоящим ученым, после этой демонстрации он сдался полностью, отбросил свои предположения и тщательно изучил то, чему мог научить его Джейкоб. Однако Ла Верн Торндайк был куда лучшей компанией за столом и появлялся не реже, поскольку он не только разбирался, как построить континуумоход Берроуза для Патруля, он придумывал и конструировал множество улучшений для Гэй. Зебби никому бы не позволил коснуться ее шкурки, но были инструменты, в которых она нуждалась – более точный прицел для пушки, более дальнобойные и точные радары; все это было у Галактического патруля, и они с радостью предлагали их в обмен на то, что мы давали им. Для многих новых инструментов Дити написала новые голосовые программы, чтобы Гэй могла помогать Зебби и Джейкобу.

Но мне, вечной бабочке, почти нечем было заняться. Готовить не надо, мы могли получать дюжину блюд через систему доставки прямо в комнаты. Уборка дома? Суетливые маленькие автоматы заботились о нашем жилище, никогда не мешали, никогда не просили выходных.

И я проводила много времени с Ворселом.

Он едва мог просунуть голову в наши апартаменты, так что чаще я ходила к нему – в огромное аскетичное помещение, что обеспечивало его потребности, хотя я никогда не была уверена, в чем они заключаются. У него всегда находилось для меня время, а его текущие обязанности, как он объяснил мне, состояли в поддержании связи с Кимбаллом Киннисоном. Дракон мог следить за всем, что делает Ла Верн, и помогать ему с помощью своих необычных чувств, и оставаться в контакте с адмиралом Хэйнсом, и докладывать Серому Ленсмену, не покидая четырех стен, и у него еще оставалось достаточно умственных ресурсов – куда больше, чем у многих людей, – чтобы общаться со мной.

Он изучал меня – с моего позволения; я разрешила ему заглядывать в мой разум настолько глубоко, насколько это возможно для меня. Но он сказал мне, без печали, но с глубоким интересом, что в отличие от других разумов тут он, даже при моем сотрудничестве, может воспринимать только то, о чем я думаю и осознанно вспоминаю.

Я открывалась ему так широко, как только могла, тихо сидя в позе лотоса и пытаясь вспомнить все подряд. Я прожила не очень полезную жизнь и сделала множество вещей, осуждаемых церковью, к которой я принадлежала, но не думаю, что совершила нечто такое, чего не стоило бы знать крылатому дракону. Я пригласила его внутрь и заново прожила собственную жизнь, весь возможный опыт за сорок два года. Особенно упорно я старалась передать Ворселу, что значит быть женщиной и что значит любить – ментально, эмоционально, духовно, физически.

Но сначала я призналась Джейкобу, что хочу это сделать. Он поцеловал меня и велел не стесняться – он ценил приватность, но не видел причины не впускать велантийца в нашу жизнь. Джейкоб общался с Ворселом достаточно, чтобы понять, что тот может быть доверенным другом… и наши расы так отличались, что глупо было испытывать перед ним застенчивость.

Может ли женщина влюбиться в дракона? Может… но это не уменьшило моей любви к Джейкобу, а только усилило ее. Старая коза, я так старалась передать дракону все свои самые сильные переживания, что я не раз почти реально проваливалась в прошлое, и Ворсел проникал так глубоко в мой разум, как это только было возможно. Если мой возлюбленный дракон не узнал, какова внутренняя истина женского бытия – бытия этой женщины, – то ее вообще нельзя передать.

После этих сеансов я чувствовала себя выжатой, освеженной и духовно очищенной.

Он говорил, что разделяет мои переживания, и мы их обсуждали, разум к разуму, и это было, словно размышлять с самим собой, но радостно. Думаю, Ворсел прожил мою жизнь, все ее важные части, хорошие и плохие, и отложил их для медитации в своем великом мозгу.

Но я на самом деле этого никогда не узнаю.

Он взял меня с собой полетать. На самом деле полетать, в воздухе, сидя на его спине, когда он взмахивает своими огромными крыльями. По этому поводу Джейкоб нервничал больше, чем по поводу моих откровений с Ворселом – я не думала, что это его обеспокоит, иначе сама бы не решилась. Но доктор Лейси заверил Джейкоба, что Ворсел столь быстр, что я могу спрыгнуть с него в воздухе, и Ворсел тут же окажется подо мной и подхватит меня, точно жонглер, который ловит яйцо в тарелку. Доктор Лейси сказал «спрыгнуть», потому что, по его словам, упасть я не смогу, ведь Ворсел будет оберегать меня каждую секунду, если я намеренно не закрою свой разум. Но я в последнюю очередь подумала бы о том, чтобы закрыть мой разум от Ворсела, я пыталась открыть его еще шире, насколько возможно.

Но блок в моем сознании никуда не делся, и мне приходилось напрягаться всякий раз, чтобы впустить его.

– XLIII –