После кончины о. Симеона (Булатова) несколько лет доверенным лицом Руссика в Константинополе был настоятель Андреевского подворья архимандрит Софроний (Баринов), но с августа 1923 г. на Пантелеимоновском подворье жил и с января 1924 г. фактически распоряжался им посланный из Руссика монах Кронид (в миру Григорий Иванович Болтенко; 1884–1949)[743]. Он продавал остатки икон и книг монастырской лавки и покупал на эти деньги выигрышные билеты и процентные бумаги, желая таким образом добыть средства для монастыря. Играл на бирже и архимандрит Софроний, но, в конце концов, оба потеряли все вложенные средства. Вскоре о. Софроний отказался от управления Пантелеимоновским подворьем и вместо него доверенным лицом был назначен бывший монастырский комиссионер в Одессе Л.Е. Симоненко, но он через несколько месяцев скоропостижно умер. Следующим доверенным лицом Руссика (с конца 1924 по июль 1927 гг.) был настоятель Ильинского подворья иеромонах Иувиналий. К этому времени продолжавший управлять русским приходом РПЦЗ в Константинополе архиепископ Анастасий согласовал с игуменом Мисаилом пользование церкви св. Пантелеимона и комнаты при ней за ежемесячную плату 15 лир[744].
Пантелеимоновский храм был известен также своим прекрасным хором, основанным в 1925 г. музыкантом Б.Б. Разумовским. Регентом хора долгое время служил художник-иконописец Н.К. Перов, украсивший в 1920-е гг. стены церкви росписями и написавший для нее ряд икон, в том числе Покрова Пресвятой Богородицы. Умерших в Стамбуле российских эмигрантов хоронили на русском участке православного греческого кладбища в северном квартале города – Шили, где была построена небольшая каменная расписанная снаружи часовня с характерной маковкой на высоком барабане. Значительное число русских захоронений появилось и на болгарском кладбище Стамбула[745].
21 июля 1927 г. из Свято-Пантелеимоновского монастыря был отправлен в Константинополь заведующим подворья монах Спиридон (в миру Семен Гордеевич Майданченко, 1879–1957). Сообщая об этом в письме Вселенскому Патриарху Василию, игумен Мисаил просил его оказать о. Спиридону покровительство и помощь в сношении с турецкими и советскими властями, а также рукоположить монаха во диакона[746].
19 сентября 1927 г. о. Спиридон был с благословения Константинопольской Патриархии рукоположен во иеродиакона архиепископом Александром (Немоловским). В это время турецкие власти создавали разнообразные препятствия для нормального функционирования подворья, принуждая монастырь продать его здание. Поэтому нужна была сильная личность, которая смогла бы противостоять этому давлению, и о. Спиридон справился с этой задачей. При этом о. Спиридону приходилось отстаивать подворье и от некоторых представителей Свято-Пантелеимоновского монастыря, являвшихся сторонниками продажи, что нашло отражение в переписке с игуменом Мисаилом[747].
Вскоре произошли перемены в составе причта церкви св. вмч. Пантелеимона: в 1927 г. после смерти Д. Ватиса псаломщиком был назначен монах Кронид, затем умер протоиерей Евгений Бассанский и его сменил иеромонах Савватий (из русской афонской келлии свт. Николая Чудотворца), наконец, в конце января 1934 г. уехал на Афон иеродиакон Никон (Прытков), и его место занял иеродиакон Спиридон (Майданченко), который служил также в Ильинской церкви. Кроме того, из Руссика прибыл на подворье еще один монах. Материальное положение подворья было сложным, так, 10 ноября 1928 г. в своем письме церковному старосте Н.Д. Кваскову игумен Мисаил сообщал о необходимости уплатить турецким властям огромные налоги и просил в скором времени внести плату за пользование храмом[748].
В 1929 г. произошел первый конфликт о. Спиридона с приходской общиной РПЦЗ. После его сообщения игумену о неправильном внесении прихожанами арендной платы архимандрит Мисаил в июне написал об этом архиепископу Анастасию, указав, что турецкие власти, помимо уплаты коммунальных расходов, берут с монастыря в год за подворье налог в 60 лир, а приход за год на хор певчих тратит 1500 лир. 3 октября владыка указал настоятелю о. М. Васильеву разобраться, но к этому времени – 28 июня староста Н.Ф. Квасков отправил игумену письмо, в котором сообщил об ошибочности претензий, и 7 июля архимандрит Мисаил написал ктитору, что недоразумение разъяснилось. В конце 1929 г. иеродиакон Спиридон попытался провести ремонт фасадов здания подворья, но не получил разрешение турецких властей[749].
Довольно многочисленной и активной была община при церкви св. прор. Илии. До конца лета 1922 г. экономом подворья Свято-Ильинского скита служил иеромонах Пахомий, 23 января 1922 г. на подворье также послали певчим и для выполнения различных хозяйственных дел иеродиакона Иессея. 22 августа о. Пахомия (ставшего в дальнейшем наместником скита) в качестве эконома (заведующего) подворья сменил иеромонах Иувиналий. В 1923 г. в Ильинскую общину вошли прихожане закрытой посольской церкви свт. Николая Чудотворца. В марте 1924 г. архиепископ Александр (Немоловский) написал братии скита о награждении о. Иувиналия золотым крестом, а о. Иессея саном архидиакона, на что 25 марта было дано благословение. 28 декабря 1924 г. Духовный Собор отцов Свято-Ильинского скита, заслушав сообщение о. Иувиналия о том, что Константинопольская Патриархия принуждает принять новый стиль, постановил не принимать его. С конца 1920-х гг. вместе с иеромонахом Иувиналием на подворье до 1931 г. служили иеродиакон Стефан и монах Иаков. В 1939 г. иеромонаха Иувиналия заменил иеромонах Иессей, служивший на подворье до весны 1961 г.[750]
Настоятелем Ильинской церкви в конце 1920-х-1940-е гг. был архимандрит Серафим (Палайда). Он родился и вырос на Западной Украине (в Галиции), но был русским патриотом и, когда попал в австрийскую армию во время Первой мировой войны, то в первом же бою сдался в плен итальянцам, чтобы не воевать против союзников России, и вскоре вступил добровольцем в итальянскую армию. После окончания войны будущий архимандрит отправился в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославию), поступил на богословский факультет Белградского университета и принял монашеский постриг. Его службу на приходе в Стамбуле описал в своих паломнических записках будущий архиепископ Серафим (Иванов): «Живет по-спартански в маленькой комнатке при храме, без самых элементарных удобств, сам себе что-то варит, но твердо стоит на своем очень важном и ответственном посту. Много раз Фанар (греческая Патриархия), требовал от архимандрита Серафима прекратить подчинение Архиерейскому Заграничному Синоду и перейти вместе с приходом в греческую юрисдикцию. О. Серафим всегда твердо и решительно отклонял подобные домогательства. Ему пытались грозить церковными и административными прещениями, но он их не испугался. В конце концов о. Серафима оставили в покое и перешли на мирное сожительство»[751].
Настоятелем Андреевского храма с конца XIX в. по 1934 г. (с перерывом на Первую мировую войну и закрытие церкви турками в 1929–1934 гг.) служил иеромонах, а затем архимандрит Софроний (в миру Семен Иванович Баринов; 1853–1934), который имел богатую библиотеку и был любителем древностей. Он скончался в Стамбуле 22 июня 1934 г., был отпет в Ильинской церкви[752], и настоятелем Андреевского храма с 1935 г. стал служить иеромонах Мелетий, а с 1940 г. – иеромонах Никон. В 1928–1929 гг. настенные росписи церкви в «нестеровском стиле» выполнил местный эмигрант художник Николай Перов, работавший также сценографом. Лестницу в храм он украсил изображением афонского Свято-Андреевского скита, на плафоне изобразил собор русских и афонских святых. Кроме того, Н.К. Перов написал восемь образов в иконостасе[753].
В конце 1929 г. турецкие власти, пытаясь возместить ущерб, нанесенный национализацией собственности турецких граждан в СССР, реквизировали все три подворья, а также дома, принадлежавшие Братству русских келлий, в качестве достояния «старого русского императорского правительства» и попытались опечатать их храмы. Подворья заняли турецкие учреждения и квартиросъемщики, причем Андреевская церковь была закрыта и частично разорена. Русские афониты пытались отстоять свои права и в обращении к правительству Турецкой республики писали: «Мы не являемся ни красными, ни белыми русскими, мы просто монахи Святой Горы Афонской, живущей на основе наших прав и преданий, юридически признанных державами, в том числе и Турцией»[754]. Однако это обращение результата не имело. Новой ситуацией попыталось воспользоваться советское правительство, которое в 1932 г. предприняло очередную попытку завладеть подворским имуществом, правда, опять без успеха.
Хотя Пантелеимоновское подворье также было реквизировано и в конце концов перешло к арендатору купцу Абдулле, но русской приходской общине удалось отстоять церковь, и богослужения в ней продолжились. Старосте Н.Ф. Кваскову сдали на хранение все церковное имущество, и он платил туркам деньги за аренду церкви, комнаты при ней, помещений, где жили монахи, а также за коммунальные услуги, используемые бедными русскими эмигрантами-постояльцами. Одного из монахов Руссика выслали на Афон, но отцы Спиридон и Кронид остались.
В январе 1934 г. в Константинополь приехал из Эстонии русский епископ Печерский Иоанн (Булин), пробывший на берегах Босфора до 19 марта, а затем еще с начала августа до 5 сентября 1934 г. В это время владыка посещал все службы в Пантелеимоновской церкви, но совершать богослужения в ней Константинопольская Патриархия не разрешила. Официальной причиной были визиты на Пасху и Рождество настоятеля храма протоиерея Михаила Васильева к болгарскому митрополиту в Константинополе, с которым они однажды вместе служили (Константинопольская Патриархия до 1945 г. считала Болгарскую Православную Церковь пребывавшей в схизме). Епископ Иоанн лишь изредка совершал богослужения в храме Ильинского подворья, которое перешло к русскому арендатору, сохранившему церковь действующей[755].
После реквизиции подворий иеродиакон Спиридон (Майданченко) сумел объединить усилия всех российских эмигрантов, пребывавших тогда в Константинополе, в деле отстаивания прав на русское церковное имущество в этом городе, в частности, активно сотрудничал с архимандритом Софронием (Бариновым). Ктитор Н.Ф. Квасков передал о. Спиридону деньги для ведения судебного процесса, но первый суд был проигран. После этого о. Софроний, распродав церковное имущество Андреевского подворья, временно уехал на Афон[756].
Только в июле 1934 г., благодаря заступничеству Вселенского Патриарха и помощи созданной в то время Европейской комиссии по урегулированию имущественных споров между Турцией и Грецией, новый суд принял решение вернуть русским монахам их здания. В октябре о. Спиридон переслал игумену Мисаилу три подлинных, заверенных экземпляра решения Европейской комиссии (два из них для передачи в Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты). Правда, полностью опасность захвата не была устранена. 6 октября 1935 г. архиепископ Дамиан (Говоров) писал Архиерейскому Собору в Сремских Карловцах, что в Константинополе русские церкви не ограждены от большевиков, и необходима апелляция по делу их имущества к стамбульским властям Свято-Владимирского братства[757].
С русской стороны основную роль в успехе процесса сыграли врач Николай Николаевич Усов, нашедший адвоката, и отцы Спиридон и Софроний, взявшие в долг большие суммы для ведения дел. Помогли также русский секретарь Европейской комиссии Огневич, собравший много документов, убедивших турецкие власти, а также югославский консул в Константинополе. В знак признательности за помощь игумен Мисаил прислал председателю Европейской комиссии Андерсену (который ранее был в Руссике) благодарственный адрес и икону, а Н.Н. Усову – благодарственное письмо, икону св. вмч. Пантелеимона с дарственной табличкой, житие святого и акафисты[758].
Подворья были официально возвращены русским обителям 1 октября 1934 г. с требованием уплаты налогов за все время реквизиции зданий, но
Заняв у русских святогорцев в общей сложности 600 лир, иеродиакон с помощью о. Артемия из Свято-Андреевского скита быстро провел ремонт 45 квартир Пантелеимоновского подворья и сдал их в аренду, получая ежемесячный доход около 200 лир. При этом ежегодный налог составлял 192 лиры. Отец Спиридон (как и другие русские настоятели) рассчитывал покрыть свой многотысячный долг, получив компенсацию за понесенные подворьем при реквизиции убытки, и с этой целью в начале сентября 1936 г. был отправлен адвокат в Грецию, но решение вопроса затянулось. Заведовавший имуществом русских келлиотов в Константинополе иеромонах Савватий из келлии свт. Николая Чудотворца (Белозёрка) даже продал возвращенные по суду здание бывшей русской школы за 4,5 тысячи лир и маленький дом рядом с ним за 800 лир, чтобы рассчитаться с долгами[760]. Однако о. Спиридон сберег всю собственность Руссика.
Возвращенный Андреевский храм был освящен в декабре 1934 г. – в праздник св. ап. Андрея Первозванного, и богослужения в нем возобновились (при этом исчезнувшую церковную утварь возвратить не удалось). На этом торжестве присутствовала вся русская братия константинопольских подворий. Следует упомянуть также, что настоятели других русских подворий ежегодно в декабре совершали молебен в Пантелеимоновской церкви в день Ангела игумена Мисаила[761]. Все настоятели русских подворий, при участии игумена Мисаила, совместно пытались получить разрешение турецких властей о свободном проезде святогорцев с Афона в Константинополь и обратно, однако этого добиться не удалось. Лишь в отдельных случаях удавалось получить разрешение, так в феврале 1935 г. в Константинополь приехал настоятель русской афонской келлии Положения пояса Пресвятой Богородицы архимандрит Петр, в апреле – иеродиакон Флавиан из Свято-Андреевского скита и в июне 1935 г. – иеродиакон Никодим из Свято-Ильинского скита.
В конце 1934 г. в турецких газетах написали о предстоящем запрещении звонить в колокола и ходить духовным лицам по городу в рясах и с длинными волосами, согласно новым законам того периода. 6 марта 1935 г. о. Спиридон написал игумену Мисаилу, что другие русские настоятели подворий, возмущаясь этими требованиями, не согласны снимать монашескую одежду и стричь волосы, в связи с чем даже хотят сдать подворья в аренду и уехать на Афон. Иеродиакон просил совета, как поступить ему, и 8 марта игумен ответил, что придется подчиниться требованиям правительства. В конце мая Константинопольская Патриархия выдала всему своему духовенству, в том числе проживавшим в Стамбуле русским афонским монахам, пиджаки, жилеты и брюки. С 13 июня 1935 г. иеродиакону Спиридону и монаху Крониду, как и другим инокам, пришлось остричься и ходить по городу в светской одежде, при этом бороды разрешили оставить[762].
Определенный удар по Пантелеимоновской общине нанесла высылка в декабре 1935 г. 80 семей русских эмигрантов (около 140 человек) в Грецию. После возвращения подворья на иеродиакона Спиридона одно время «наседала» Константинопольская Патриархия, требуя изгнать общину РПЦЗ и даже в связи с ее существованием закрыть церковь, но настоятель подворья, по свидетельству иеромонаха Мелетия, от этого «оттолкнулся»[763].