Накопленные на Афоне за много веков церковные ценности в годы войны в основном сохранились. В числе немногих исключений был случай передачи болгарскими монахами старинных книг из Зографа болгарским солдатам для дальнейшего вывоза в Софию. По этому поводу в 1980-е гг. проходили переговоры между правительствами Греции и Болгарии о возвращении вывезенных книг на Святую Гору[456].
Следует отметить, что весной 1941 г. Болгария претендовала на то, чтобы вся территория Афона отошла к этой стране. Однако уже в июне этого года Синод Болгарской Православной Церкви обдумывал гарантирование экономических интересов монастыря св. Георгия Зограф, «в том случае, если Афон останется вне границ Болгарии»[457]. После того, как это произошло, Болгарский Синод постоянно интересовался ситуацией на Святой Горе. Так, 16 декабря 1941 г. он решил просить свое Министерство иностранных и религиозных дел по дипломатическим каналам воспрепятствовать планируемой отмене автономии Афона и добиться допуска послушников – болгар в Зограф[458].
В дальнейшем пополнение братии монастыря стало возможным, но желающим для этого требовалось представить шесть документов: свидетельства об образовании, крещении, несудимости, удостоверения от приходского священника и руководства общины о честности и благонадежности, а также разрешение представительства немецких военных властей в Софии. Это, в частности, видно из переписки с различными инстанциями желающего стать послушником Зографа Михаила Цекова. В своем ходатайстве в Министерство иностранных и религиозных дел от 10 мая 1944 г. Цеков отмечал, что в монастыре св. Георгия и 11 болгарских келлиях и каливах «имеется большая нужда в новых монахах, так как греческое правительство запрещало рукополагать новых монахов – болгар и не пускало кандидатов из Болгарии»[459].
В 1943 г. в Зографе проживало 57 монахов и послушников (36 из Македонии и Северной Греции, 14 из Болгарии и 3 из Бессарабии). Вплоть до осени 1944 г. Болгарская Церковь постоянно оказывала Зографу материальная помощь, и его представители неоднократно ездили в Болгарию для получения и доставки продовольствия.
Уже вскоре после окончания Второй мировой войны на насельников Зографа обрушились репрессии. В 1945 г. Салоникский трибунал обвинил семь зографских монахов, в том числе игумена, в пособничестве немецким оккупантам, хотя их вина состояла лишь в том, что они в годы войны ездили в Болгарию для закупки и доставки на Афон продовольствия. Один монах умер в ходе следствия, а остальные шесть были приговорены к различным срокам заключения – от двух до пяти лет[460].
26 сентября 1947 г. в Салониках состоялся новый суд. По обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами трибунал постановил приговорить группу русских и болгарских иноков к тюремному заключению: монаха Василия (Кривошеина) – к двум годам, монахов Панкрата и Вениамина из Свято-Пантелеимоновского монастыря к одному году тюрьмы, а двух насельников Зографското монастыря – его настоятеля архимандрита Владимира и иеродиакона Панкрата – к одному году заключения; русского иеромонаха Владимира (Белозерского) освободили из-под надзора. Все обвинения в адрес иноков были полностью надуманы, судебный процесс являлся местью за приглашение русскими монахами представителя советского посольства и в значительной степени являлся инструментом политики эллинизации.
После этих событий политика изоляции Зографа греческими властями продолжалась еще почти 20 лет. В частности, в справке посольства СССР в Болгарии от 28 июля 1951 г. отмечалось: «В Греции (на Афоне) находится около 11 болгарских монастырей и скитов, два из которых, а именно монастыри “Св. Георгий Зограф” и “Достойно есть”, владеют собственностью в Болгарии. Монастырю “Св. Георгий Зограф” принадлежит четырехэтажный дом в г. Пловдиве, большой дом в г. Софии, т. н. Германский монастырь (в с. Герман, около Софии) с 150 декарами земли и мельницей. Для управления этим имуществом создана комиссия (эфория), председателем которой назначен министр правосудия Болгарии. Монастырю “Достойно есть” принадлежит около 200 декаров земли в с. Расово Ломской околии, в котором находится монастырское подворье и хозяйственные постройки. Этому монастырю принадлежат также две виллы в с. Княжево Софийской околии. Связь Св. Синода с болгарскими монастырями в Греции прекратилась с 1946 г. с этого времени Св. Синод, а также и Дирекция по делам вероисповеданий не имеют сведений о положении болгарских монахов в Греции, за исключением разрозненных сообщений, получаемых через третьи лица и из газет»[461].
29 августа 1952 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий отправил председателю Священного Синода митрополиту Пловдивскому Кириллу (будущему Болгарскому Патриарху) письмо относительно защиты прав православных монахов негреческой национальности на Афоне. В ноябре 1952 г. Совет по делам Русской православной церкви рекомендовал Патриарху Алексию еще раз запросить у митрополита Кирилла, «что делается к защите прав монахов Болгарской церкви на Афоне?»[462]
В начале следующего года Владыка Кирилл обсуждал этот вопрос с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем) в Вене и Румынским Патриархом Юстинианом в Бухаресте. Во время этих встреч была достигнута договоренность о созыве в Бухаресте совещания для разработки совместных мероприятий по защите прав монахов негреческой национальности на Афоне. Вернувшийся в мае 1953 г. из поездки в Софию, предпринятой для участия в интронизации Патриарха Кирилла, митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) сообщил Г.Г. Карпову, что Патриархи Кирилл и Юстиниан «ждут сигнала от Московской патриархии и готовы принять участие в обсуждении» положения на Афоне[463]. Однако запланированное в Бухаресте совещание так и не состоялось.
В 1954 г. во всех афинских обителях осталось только 36 болгарских иноков. В списке насельников Зографа, составленном 29 января 1957 г. его настоятелем архимандритом Прокопием для Патриарха Кирилла значилось 27 человек (самому молодому из них было 40 лет). Во время первого визита Болгарского Патриарха в монастырь в 1962 г. в обители проживало 18 монахов преклонного возраста. На следующий год их число сократилось до 12. Лишь в конце 1965 – начале 1966 гг. между Болгарией и Грецией было достигнуто соглашении о пополнении братии Зографа десятью монахами, причем и тут греческая полиция допустила на Афон лишь пять из них. Поэтому и в дальнейшем число насельников болгарского монастыря оставалось небольшим: в 1968 г. – 15, в 1971 г. – 11, 1991 – 12[464].
Интересно отметить, что среди прибывших в Зограф монахов был агент болгарской разведки, который в 1978–1983 гг. сфотографировал все рукописи в монастырском архиве и библиотеке – всего 3200 роликов (по 36 кадров в каждом). В настоящее время эти ролики хранятся в Центральном государственном архиве в Софии и служат важной научной базой для исследований болгарских историков, так как они до сих пор не могут получить доступ к собранию рукописей в Зографе[465].
2. Русские храмы и подворья в Османской империи
Деятельность Русской Православной Церкви на территории Турции, когда-то принадлежавшей Византийской империи, а затем мусульманской Османской империи имеет почти трехвековую историю. Только в Константинополе и окрестностях к началу XX века существовало семь русских храмов, в том числе три при подворьях русских обителей Святой Горы Афон.
В пригородном районе столицы Буюк-Дер (на берегах Босфора, в 20 километрах от Константинополя) в начале XVIII века было открыто первое российское дипломатическое представительство в Османской империи. В 1720-е гг. при посольстве была освящена домовая церковь преподобных Антония и Феодосия Печерских, которая затем несколько раз переносилась из одного наемного здания в другое[466].
Один из настоятелей этой церкви, преподобномученик посольский иеромонах Константин (в миру Кирилл Неаполитанский) был казнен османскими властями и позднее причислен Константинопольским Патриархатом к лику святых. Отец Константин окончил Киево-Могилянскую Духовную Академию, был посвящен в священный сан архиепископом Рафаилом (Заборовским) и первоначально служил в Киеве в Софийском соборе. В Константинополь он прибыл в 1733 г., вследствие ходатайства российского посланника И.И. Неплюева о присылке из Киева вдового священника. Отец Константин отличался ревностью к богослужению, активно взялся за изучение греческого языка, два раза в неделю вел с верующими беседы на русском и греческом языках, но начавшаяся в 1735 г. Русско-турецкая война прервала его деятельность.
Когда российское посольство покинуло Константинополь, отец Константин переселился на Афон и до заключения мира жил на Святой Горе; в этот же период времени он совершил путешествие в Иерусалим, где у Гроба Господня несколько раз служил литургию по-гречески и произносил проповеди. После окончания войны и возвращения в Константинополь в начале 1740 г. российского посольства о. Константин занял прежнее место. Он представил новому посланнику А.А. Вишнякову свидетельства о своем поведении за прошедшие пять лет, подписанные Иерусалимским, Антиохийским, Константинопольским Патриархами и афонскими архимандритами.
Приступив к службе в посольский церкви, иеромонах особенно заботился об украшении храма, в том числе за счет собственных средств, кроме того он занимался переводом катехизиса на греческий язык. 9/20 июня 1742 г. Святейший Синод разрешил отцу Константину по его прошению возвратиться в Россию и поселиться в Киеве. Однако вскоре у него произошла ссора с А.А. Вишняковым, настолько сильная, что иеромонах 8 августа покинул посольство и в присутствии султана и двора отрекся от христианства и объявил, что принимает мусульманство. Об этом событии посланник подробно написал в письме от 14/25 сентября архиепископу Киевскому Рафаилу (Заборовскому).
За несколько дней до праздника Рождества Христова о. Константина охватило такое раскаяние, что 26 декабря 1742 г. он внезапно явился перед султаном, отрекся от мусульманства, проклял Магомета и его учение, растоптал и порвал все подаренные турецкие одежды. В этот же день преподобномученик был без суда убит султанской стражей на дворцовой площади (ему отсекли голову). День памяти св. иеромонаха Константина отмечается 26 декабря и в Собор Афонских преподобных (2-я Неделя по Пятидесятнице)[467].
После победной для России Русско-турецкой войны, согласно заключенному в 1774 г. Кючук-Кайнарджийскому мирному договору (его седьмой статьи) российские власти в первый раз получили разрешение на постройку православной церкви на территории Османской империи (в районе Константинополя). Кроме того, позволялось, чтобы этот храм принадлежал к юрисдикции Российской Православной Церкви[468]. Однако реализовано это право было только в следующем столетии.
В 1818 г. на втором этаже деревянного флигеля посольской канцелярии в Буюк-Дере при посланнике графе Строгонове был устроен домовый храм святых равноапостольных царя Константина и царицы Елены. В нем служили присланные из Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры иеромонах Мельхиседек, иеродиакон Герасим и четыре причетника. В 1867 г. при российском посланнике графе Н.П. Игнатьеве прежний дом, ставший к тому времени загородной летней резиденции посольства, перестроили и рядом возвели новый небольшой храм, освященный вновь весной того же года. Служил в нем причт посольской церкви в Константинополе, в основном в летние месяцы. Вскоре после освящения за алтарем Константино-Еленинской церкви появилось небольшое русское кладбище[469].
ebooksa