Согласно материалам дипломатической переписки митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) уже приготовил письмо к Патриарху Иоакиму III с просьбой о разрешении епископу Владимиру служения в русской церкви, однако в ходе дальнейшего обсуждения возникли разногласия, и письмо отправлено не было. с одной стороны, в Министерстве иностранных дел высказывались мнения, что поскольку русские посольские церкви подчиняются Санкт-Петербургскому митрополиту, а посольства, как и все дипломатические учреждения, пользуются правом экстерриториальности, то никакого разрешения Константинопольского Патриарха на служение епископа Владимира не требуется. Более того, запрос о подобном разрешении расценивался, как принижение достоинства России. В частности, об этом 31 декабря 1909 г. С.М. Лукьянову писал А.П. Извольский. Однако противники этой точки зрения выступали за соблюдение буквы канонов и прав Константинопольского Патриархата[492].
Для того чтобы решить это проблему, при Святейшем Синоде было созвано особое совещание «Для обсуждения вопроса о том, может ли епископ Русской церкви совершать богослужение в русском храме, находящемся в епархии греческого епископа, без его разрешения». Возглавил совещание архиепископ Ярославский Тихон (Белавин), членами его были назначены чиновники Синода В.И. Яцкевич, Н.Ф. Марков, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии И.И. Соколов и канонист С.В. Троицкий. Заседание совещания состоялось 25 января 1910 г. За исключением С.В. Троицкого, все высказались за необходимость получения епископом Владимиром разрешения на служение от Патриарха Иоакима III. В конце концов, опасаясь нарушить равновесие в церковно-политических делах, Синод вообще отменил поездку и 12 февраля / 7 августа 1910 г. издал указ об изъятии из окормления епископа Кронштадтского русских церквей в Афинах и Константинополе, оставив их в ведении митрополита Санкт-Петербургского[493].
Вскоре вопрос об учреждении в Константинополе Русской Духовной Миссии снова был поднят помощником настоятеля посольской церкви иеромонахом Павлом (Вильковским). 15 июня 1910 г. он писал в Санкт-Петербург чиновнику МИДа С.М. Лукьянову: «Наша церковь и церковное правительство не имеют на православном Востоке ни лиц, ни учреждений даже просто для того, чтобы через них обстоятельно и своевременно знать о происходящих там событиях и переменах в церковной жизни, не говоря уже о лицах и учреждениях, уполномоченных развивать какую-либо деятельность от имени русской Церкви и в ее интересах». Такое положение дел, по мнению о. Павла, было совершенно ненормально и лишало Российскую Церковь возможности осуществлять непосредственные контакты с Константинопольским Патриархатом и влиять на положение дел в нем. «Ясно, что и церкви нашей необходимо иметь на Востоке свои органы, с помощью которых совершалось бы дело правильного осведомления ее относительно тамошней церковной жизни, а затем – и соответствующая деятельность на пользу наших церковных интересов. Словом, необходимо учреждение на Православном Востоке русской церковной миссии. Эта необходимость, сознанная некогда, вызвала к жизни так называемую духовную нашу миссию в Иерусалиме „.. Иерусалим хотя и важный, но не самый выдающийся центр церковной жизни на православном Востоке. Таким является Константинополь, столица, местопребывание «вселенского» патриарха, турецкого парламента, послов великих держав». В заключение о. Павел предлагал свою кандидатуру в качестве представителя Российской Церкви в Константинополе[494]. Миссия, однако, так и не была создана, в основном из-за нежелания российской дипломатии иметь себе в Константинополе конкурента.
Накануне Первой мировой войны, в 1913–1914 гг., состоявший из шести человек клир Никольской посольской церкви возглавлял архимандрит Ювеналий (в миру Виктор Константинович Машковский), бывший ректор Тверской Духовной семинарии, его помощником служил протоиерей Николай Васильевич Остроумов. После вступления летом 1914 г. Османской империи в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии российское посольство вместе с членами причта покинуло страну, а посольская церковь была закрыта. В Константинополе остались лишь в качестве представителя правительтсва России советник Б.С. Серафимов и в качестве сотрудника консульства Деудес[495].
В годы Первой мировой войны на горе, вблизи здания российского посольства, были похоронены погибшие моряки русской подводной лодки «Морж». Во время выполнения задачи по недопущению в Черное море через пролив Босфор кораблей немецкого флота эта подлодка была повреждена у берегов Турции в районе Эрегли и 4 мая 1917 г. затонула, а весь ее экипаж из 42 человек погиб[496].
При участии русских афонских монахов при российском посольстве в столице Османской империи было создано особое учебное заведение. Так, 30 мая 1897 г. посол в Константинополе А.И. Нелидов известил игумена Свято-Пантелеимоновского монастыря о. Андрея о том, что иеромонах Мисаил передал от его имени 100 турецких лир на устройство при посольстве русского училища (школы) – первого подобного учебного заведения в европейской части Османской империи. В своем письме А.И. Нелидов отмечал, что училище «было основано мною после многих стараний и с одобрения почившего отца игумена святой обители Вашей. От всего сердца радует меня теперь оказанная Вами помощь, благодаря которой станет возможным в будущем учебном году довершить дело школы при настоящей ее программе открытием высшего класса. Более 70 учеников получают в ней воспитание в духе православия и на русском языке и предохранены от поступления в руки иноверных пропаганд; некоторые из учеников перешли даже в нее из школ, содержимых этими пропагандами. Не сомневаюсь поэтому, что и на будущие годы святая обитель Ваша не оставит без поддержки единственного русского училища, призванного на утверждение святой нашей веры и русского влияния на Востоке»[497].
Непосредственно созданием училища занималась жена посла – госпожа Нелидова, обучались в нем в основном православные греки и болгары. Братия Руссика и в дальнейшем оказывала различную помощь этому учебному заведению. Так, например, 25 июня 1899 г. его директор В. Мошков в письме игумену Андрею выразил благодарность за труды регента ученического хора о. Полихрония, благодаря которому 12 учеников-греков «сделались почти настоящими русскими певчими»[498]. В письме игумену Андрею от 28 июля 1903 г. посол И.А. Зиновьев сообщил, что получил через доверенное лицо монастыря в Константинополе иеромонаха Адриана 12 тысяч рублей, пожертвованных на постройку здания русского училища, и выразил «сердечную признательность за этот щедрый отзыв на мое обращение». Посол также поблагодарил за разрешение участвовать иеромонаху Адриану в хозяйственной комиссии училища в качестве казначея и попросил содействия со стороны опытной в строительном деле братии Свято-Пантелеимоновского монастыря[499].
В 1875–1876 гг. при содействии российского посла в Османской империи графа Н.П. Игнатьева была построена русская Никольская больница в квартале Панджальди (Харбие), возведенная на большом участке земли, купленном за 5 тысяч лир. Большую часть средств на строительство предоставил афонский Свято-Пантелеимоновский монастырь. В дальнейшем эта больница (имевшая женское отделение) существовала в основном за счет взносов российского посольства и ластового сбора с русских судов, однако некоторые пожертвования по-прежнему вносил Свято-Пантелеимоновский монастырь. В первой половине 1876 г., также во многом на средства Руссика[500], при ней была устроена и 15 июня того же года освящена греческим митрополитом Дерконским Иоакимом пятиглавая церковь свт. Николая Чудотворца в отдельном довольно большом каменном здании византийского стиля. Она являлась приходским храмом небольшой русской колонии в Константинополе, сложившейся к началу XX века и состоявшей преимущественно из состоятельных людей. Церковь также посещали проживавшие в городе православные славяне из различных стран[501].
Служили в храме и окормляли пациентов помощник настоятеля посольской церкви – перед Первой мировой войной – протоиерей Николай Остроумов и периодически иеромонахи Руссика, в церковном хоре пели монахи Константинопольского подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря (обычно три человека)[502]. Монастырь также содержал при Никольском храме школу для мальчиков на 16 человек, в основном русских. Богослужения совершались каждое воскресение и по церковным праздникам, храм окружал красивый ухоженный сад. В 1897–1899 гг. Никольская больничная церковь была отремонтирована и заново украшена[503].
Насельники Руссика продолжали периодически служить в ней вплоть до Балканских войн 1912 г. в частности, в августе 1911 г. игумен Мисаил по просьбе российского посла в Константинополе М.Н. Гирса командировал иеромонаха Кирика (Максимова) «для удовлетворения духовных нужд Николаевской больницы и русского храма при ней». 6 мая 1912 г. М.Н. Гирс, в связи с возвращением о. Кирика в Свято-Пантелеимоновский монастырь в письме игумену выразил свою благодарность, подчеркнув: «При этом мне приятно отметить то усердие, с каким о. Кирик служил в продолжение всего этого срока в сказанном храме и неоднократно исполнял в самой больнице требы, утешая страждущих и напутствуя умирающих»[504].
12 декабря 1898 г. российское посольство в Османской империи выразило благодарность игумену Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандриту Андрею за пожертвованные 20 ноября 220 турецких лир на постройку в Константинополе доктором Плесковым еще одной русской лечебницы[505].
Последний по времени создания русский православный храм появился в конце XIX века в местечке Сан-Стефано, в 17 верстах от Константинополя. Именно сюда дошли покрытые славой побед российские войска во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., и здесь был подписан судьбоносный для православной Европы Сан-Стефановский мирный договор, по которому Черногория, Сербия, Румыния и Болгария обрели независимость. В 1893 г. в результате переговоров представители Османская империя согласились, чтобы русские воздвигли памятник в Сан-Стефано. Уже вскоре, в 1894–1898 гг. на месте бывшего русского военного лазарета был построен большой каменный храм-памятник св. вмч. Георгия Победоносца в московском стиле XVII века (по проекту архитектора академика В.В. Суслова). Наблюдал за строительством инициатор возведения церкви военный агент при российском посольстве в Османской империи полковник Н.Н. Пешков. Храм-памятник был выстроен в три яруса, облицован зеленовато-серым гранитом и имел около 46 метров в высоту; венчал здание русский восьмиконечный крест, сделанный из хрустальных стекол в золоченом обрамлении. На первом ярусе размещалась крипта, на втором – небольшая церковь, на третьем – часовня и колокольня с серебряной главкой (на ней было 8 колоколов, причем самый большой из них весил 40 пудов). Небольшой беломраморный иконостас и алтарь изготовил итальянский скульптор Паоло Трискорни. Росписи в храме исполнили молодые петербургские живописцы: Г.В. Белощенко, Е.И. Стягов, В.А. Плотников, Д.И. Глущенко, А.Р. Эберлинг. Запрестольным образом был витраж, изображавший Воскресение Христово[506].
В крипте погребли пять тысяч русских воинов, отдавших свои жизни за свободу христианских народов на Балканах, еще свыше пяти тысяч солдат и офицеров были позднее похоронены вокруг храма. В стены крипты были вмурованы надгробия с перенесенных могил, в основном, братских, и укреплены доски с именами павших офицеров и датами главных сражений. Все пространство крипты занимали склепы, лишь посредине было оставлено место для канунника с Распятием. Здесь после литургии служили панихиду или литию, которую заказывали русские паломники, приезжавшие в Сан-Стефано по пути на Афон или в Иерусалим[507].
6/18 декабря 1898 г. Георгиевский храм-памятник освятил настоятель российской посольской церкви в Константинополе архимандрит Борис (Плотников) в присутствии бывшего Иерусалимского Патриарха Никодима, экзарха Болгарской Православной Церкви митрополита Иосифа, двоюродного брата императора Николая II – великого князя Николая Николаевича младшего, приехавшей из России депутации от участвовавших в войне полков, делегации Народного собрания Болгарии, членов Российского посольства, послов других православных стран в Османской империи и высших турецких сановников. В состоявшемся в день освящения крестном ходе иконы и хоругви несли унтер-офицеры и солдаты – участники Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Хотя при храме имелся церковный дом, постоянного причта при нем не было, в церкви служили приезжавшие из Константинополя русские монахи: с 1900 г. – иеромонах Павел, стажер при Русском археологическом институте, а с 1913 по лето 1914 гг. – архимандрит Иона (Вуколов)[508].
В 1904 г. главным образом усилиями настоятеля русской афонской келлии свт. Иоанна Златоуста иеросхимонаха Кирилла (в миру Капитона Илларионовича Абрамова, 1845–1915) была открыта трехгодичная церковно-приходская школа в ближайшей к Сан-Стефано греческой деревне Галатария, в нее принимали молодых людей 13–22 лет, умеющих читать и писать по-русски. Первоначально создание этой школы поддержали четыре большие русские келлии Афона (свт. Иоанна Златоуста, Пресвятой Троицы, Воздвижения Креста Господня, свт. Николая Чудотворца), но затем из-за финансовых трудностей три из них отказались. Лишь отец Кирилл, ставший также игуменом Высоко-Дечанской Лавры в Сербии, продолжал содержать школу. Недостающие средства стал выделять Священный Синод Российской Православной Церкви. Преподавание в школе велось на русском языке, учащиеся также изучали церковнославянский язык и русский распев; в 1908 г. в ней училось 15 человек (в основном греков)[509].
К 1908 г. в Сан-Стефано также были открыты двухгодичные курсы для молодых послушников (иноков). По мнению некоторых исследователей истории Афона, к мысли о необходимости создания монашеской школы в Константинополе иеросхимонаха Кирилла привело его активное участие в возрождении Высоко-Дечанской Лавры. Школа должна была готовить богословски грамотных монахов и молодых пастырей, которые могли бы быть миссионерами на сербской земле. На устройство и содержание этих курсов русские святогорцы затратили 16 193 рубля[510].
Хор, составленный из учеников церковно-приходской школы в Галатарии, пел за богослужениями в Георгиевском храме. Накануне Первой мировой войны, в 1913–1914 гг., в этой школе преподавал член причта Никольской церкви при Российском посольстве в Константинополе протоиерей Николай Васильевич Остроумов (устроитель русской церкви в итальянском городе Сан-Ремо). Около храма имелось небольшое кладбище, где хоронили российских дипломатов и умерших в Константинополе русских паломников. В 1910 г. вокруг здания был разбит большой сад. При храме жили смотритель, сторож и садовник.
До лета 1914 г. о подчиненном Санкт-Петербургскому митрополиту Георгиевском храме-памятнике заботилась особая комиссия из служащих Российского посольства. Вскоре после вступления Османской империи в Первую мировую войну против России турки, считавшие русский мемориал напоминанием о своем военном позоре, закрыли храм-памятник и уничтожили его. 14 ноября 1914 г. он был демонстративно взорван на глазах у многочисленной толпы, разрушение церкви запечатлели в кинохронике. По некоторым данным, утварь и иконы из храма предварительно были убраны и переданы русским монахам. Тогда же закрыли и церковно-приходскую школу при храме. На месте уничтоженной Георгиевской церкви была размещена турецкая воинскую часть[511].
Турки также заняли домик настоятеля около Сан-Стефана, а затем и здание церковно-приходской школы в Галатарии, в которой находился образ Божией Матери, подаренный архимандриту Ионе (Вуколову) на Афоне. Сначала в здании жили турецкие офицеры-авиаторы, не трогавшие остававшиеся в школе предметы. Однако затем там поселился еще один турецкий офицер, который, увидев образ, снял его со стены и начал глумиться над ним, а затем публично расколол его на щепки, несмотря на просьбы местных греков отдать им святыню, и сжег остатки иконы в мангале. В тот же день этот офицер погиб во время полета на своем аэроплане, буквально сгорев вместе с ним. Жена погибшего с детьми пришла к грекам и попросила у них прощения за мужа. «Они ответили, что прощают, а Бог уже рассудил своим праведным судом». Это историю, со слов свидетелей, после окончания войны архимандрит Иона рассказал насельнику Константинопольского подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря монаху Митрофану (Крашенинникову)[512].
Также следует отметить, что в Константинополе с 1894 г. существовал активно занимавшийся церковной археологией Русский археологический институт – единственное российское научное гуманитарное учреждение за границей до Октябрьской революции 1917 г. Он был закрыт турецкими властями 16 октября 1914 г., а богатейшие коллекции института и его обширный архив удалось частично вывезти в Россию, в том числе в середине 1920-х гг.
ebooksa