Стась поднял на меня свои добрые глаза и говорит спокойно:
— Я.
…Гости собрались, уселись за круглым столом, в центре стола поставили канделябр со свечами. Дикштейн высыпал в блюдо сухое печенье — рассыпчатое и солоноватое на вкус, я такое люблю. Людек еще днем купил в лавке кусок вареной телятины, сам ее разрезал и сделал бутерброды. Мне стыдно было за такой бедный стол, помню, у нас в Варшаве, когда еще работал Вацлав, мать устраивала обеды, на которые собирались родственники, — куда нам до тех застолий! Изысканных кушаний у нас не водилось, зато обильно было и вкусно.
А здесь на закуску — те же разговоры, что днем в Английском саду. Маркс да Лавров, Желябов да Перовская, национальный вопрос, позитивизм… Черт голову сломит! Смотрю я — все Людека напутствуют, советуют, как ему быть в Варшаве. Тут я поняла, что он действительно уедет, и уедет надолго. Мне стало страшно и одиноко, а когда я подумала, что его там могут арестовать и Тадек никогда больше не увидит отца… Слезы сами собою закапали из глаз.
Людек их заметил, нахмурился.
— Что случилось? — наклонился он ко мне.
— Ты надолго в Варшаву? — сквозь слезы спросила я.
— Навсегда, — шепнул он.
— Но как же мы?
— Вы приедете ко мне в свободную Польшу, как только там произойдет социальная революция. Посмотри, что делается вокруг, Анна! Трон русский шатается, рабочие осознают свою силу! Еще год-другой и… — он обвел взглядом присутствующих, как бы ища поддержки.
Лишь Дикштейн горячо поддержал его; Станислав спрятал глаза, Дейч снисходительно улыбнулся, а Вера Ивановна сказала просто: «Поживем — увидим…»
Вдруг заспорили о том — может ли революция быть мирной. Да кто же из богатых отдаст накопленное по-хорошему? Но русские говорили, что при определенных условиях это возможно; Людек же размахивал руками и кричал, что всех буржуев надо рубить саблею! Он вообще разошелся, начал хвастаться. Я не люблю, когда он хвастается. Он говорил, что его еще вспомнят поляки, что ему на роду написано установить в Польше новый общественный строй, и другие глупости. Он совсем потерял голову от мечтаний о варшавских подвигах. Даже Дейч, когда вышел на кухню курить со Станиславом, заметил, что Людек хватил через край. Я мыла рядышком чашки.
— В каком смысле? — спросил Стась. — Многого хочет?
— Конечно! Может быть, подождем суда истории? — иронически заметил Дейч, выпуская кольцо дыма.
— Подождем, конечно, — согласился Стась. — Но Людек правильно себя оценивает.
— Вы тоже думаете, что ему уготована историческая миссия? — удивился Дейч.
— Именно так, пшепрашам, — кивнул Стась.
Я со злости швырнула блюдце, оно разлетелось. Какая миссия, матка боска! В доме четыре сантима, в Варшаве Десятый павильон, после первого марта хватают любого подозрительного! О чем они говорят!
Людек ворвался в кухню, принялся тянуть всех к столу. Он был весел и возбужден. Если бы не знать ничего, я бы снова в него влюбилась! Но теперь…
— Пойдемте петь! Быстро, быстро! — торопил он.
ebooksa