Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты попомни, Длинный, с Профессором мы еще нахлебаемся! Зря вы с ним сговорились, — сказал Малый, узнав о спорах по поводу воззвания Рабочего комитета.

— У него влияние среди рабочих, — сказал Людвик.

— Не смеши меня, Длинный. Какое влияние?

— Может, еще договоримся. Профессор нам пригодится. Он типографию приобрел, слышал?

— Нам с той типографии, как с козла молока!

Марцелий Янчевский напечатал воззвание красиво, Людвик был счастлив. Верно говорят: что написано пером — не вырубишь топором. Здесь же не написано, а набрано: «социально-революционная партия «Пролетариат»…

Он уехал в Женеву с этой брошюркой — показать женевским друзьям — Янковской, Дикштейну, Длускому и Пекарскому, издававшим «Пшедсвит». Мендельсон с Трушковским еще сидели в познаньской тюрьме, а пани Марья, отбыв короткий срок заключения, должна была быть выдана русским властям, но… сбежала на границе! Людвик смеялся, рассказывая эту историю. «Наверняка ее муж подкупил жандармов. Не такая женщина пани Марья, чтобы бегать от полиции!»

Последнее время женевский центр настороженно присматривался к варшавским делам. По всем приметам, слишком активная деятельность Варыньского не нравилась в Женеве. Малый этого не понимал: «Объясни мне, Длинный, они социальной революции хотят или, может быть, нет?» — «Хотят, успокойся, — улыбался Людвик, — но они желают этим процессом руководить…» — «Ах, вот оно что?! А дырку от бублика они не желают? Пускай приезжают и бегают тут от шпиков!..» — кипятился Дулемба.

Но Варыньский все равно был доволен. После того, как им с Куницким удалось уломать Пухевича, он воспрянул духом, в будущее смотрел уверенно и гордо. «Цыплят по осени считают, Длинный», — предупреждал Генрык. Но Людвик уехал в Женеву, как говорится, на коне.

Приехал уже ближе к рождеству — вид совсем не тот. Злой, как черт. Генрык его встретил, повел в ресторан Беджицкой — там они еще в сентябре облюбовали уютное местечко, где можно сойтись, поговорить.

— Ну, как там в Женеве? — спросил Малый.

— «Пшедсвит» хочет, чтобы мы его во всем слушались.

— Будем слушаться? — с хитрецой спросил Дулемба, окуная свои усы в пивную пену.

— Вот им! — Варыньский неожиданно выложил на стол фигу.

— Ай да Длинный! — счастливо расхохотался Генрык, хлопая своего молодого друга по плечу.

Оказывается, Людвик был еще и в Париже, где Тихомиров и Ошанина, заграничный центр «Народной воли», приняли его «мордой об стол», как он выразился. Вели себя уклончиво и надменно, в создание «Пролетариата» не очень охотно поверили, но тут же выставили условие для польской партии: хотите сотрудничать с «Народной волей» — извольте полностью подчиняться Исполнительному комитету. Иначе табачок врозь…

На этот раз фигу на стол выложил Дулемба.

— Что будем делать, Длинный? — спросил он.

— Поеду в Вильно. Договорились провести там съезд всех польских социалистических кружков. Надо объединяться.

— И те, из Женевы, приедут?