Затем она снова взглянула на почтовый штемпель. «Донкастер, 18.30», – указывалось на нем.
Как же из города, расположенного в ста восьмидесяти милях от Лондона, Стэндертону удалось отправить письмо и погасить его почтовым штемпелем за полчаса до прибытия в дом миссис Каткарт?
Эдит быстро вернулась к гостье, пытаясь скрыть свое волнение.
– Я чувствую себя обязанной воздать должное вашему исполнительскому мастерству, – достала она из кошелька золотую монету и протянула ее девушке.
– Благодарю вас, но это лишнее, – попыталась отказаться от денег музыкантша.
– Нет-нет, вы заслужили вознаграждение, – настаивала Эдит. – Скажите, а мистер Стэндертон больше никогда не возвращался в разговоре к этому инциденту?
– Никогда, – ответила Мэй. – К тому же я не видела его с той поры, за исключением одного раза, но это не в счет: мистер Стэндертон проходил мимо и не заметил меня – я сидела в автобусе.
Через пару минут гостеприимная хозяйка распрощалась с девушкой, поблагодарив ее за весьма ценную информацию.
«В чем смысл данного письма? – тщетно спрашивала себя Эдит, оставшись одна. – Какая тайна скрывается за всем этим?» Она стала припоминать некоторые детали того памятного вечера, и ее осенило: Джилберт был тогда необычайно рассеян. Он так нервничал, что у него дрожали руки, и за ужином он выронил на ковер сначала вилку, а затем салфетку.
Но если он сам выбрал музыканта и назначил ему, что именно сыграть, то из-за чего так волноваться? Он не притворщик, не позер. В его характере нет ничего театрального. Да, он меломан и только музыку любит так же пылко, как свою Эдит. Подумав об этом, она ощутила легкое удовлетворение.
Со времени женитьбы он ни разу не подходил к роялю, не интересовался концертами, хотя до того не пропускал ни одного лондонского музыкального события и чуть ли не каждую неделю посещал Альберт-холл. Может, он счел, что тем памятным вечером и исполнением прелюдии фа минор закончился какой-то важный период его жизни?
Как-то она предложила ему сходить на концерт знаменитости, на котором ожидалось присутствие всех лондонских меломанов, но он ответил:
– Если ты не возражаешь, то отправляйся одна. Мне жаль тебе отказывать, однако сегодня вечером я плотно занят делами.
Она почти обиделась, поскольку никак не ожидала услышать такое от человека, неоднократно уверявшего ее в том, что ради музыки он готов бросить любые занятия. «Здесь все не так просто, – пришла она к выводу, и в ней разгорелось жгучее желание проникнуть в его тайну. – Какая связь между мелодией в фа миноре и переменами, неожиданно произошедшими в его жизни? Что заставляет его исчезать по вечерам? Почему он отказался от службы в Министерстве иностранных дел?»
Убежденная в том, что между всеми этими событиями существует некая связь, Эдит поставила перед собой задачу во что бы то ни стало докопаться до истины. Расспрашивать его о секретах, – инстинктивно чувствовала она, – не имеет никакого смысла, ибо Джилберт не принадлежит к числу людей, склонных раскрывать свои карты. Пребывая же в неведении, она не могла помочь ему, а Эдит чувствовала, что обязана это сделать, что на ней лежит ответственность за его неудачи и причиненную ему душевную боль. Разумеется, для такой миссии требовались деньги, и Эдит решила написать матери, что готова принять предложенные маклером триста фунтов и даже лично вступить в переговоры с мистером Уоррелом, если миссис Каткарт не удастся добиться своего.
В утренней газете Эдит прочла объявление частного детектива и сначала вознамерилась обратиться за консультацией к нему, но затем сочла, что ее энергичности и проницательности вполне хватит, чтобы заменить высокооплачиваемого сыщика.
Наконец-то она подыскала себе достойное занятие – раскрыть секреты мужа. При мысли о значительности своей цели молодая женщина ощутила заметное облегчение. «Джилберт не раз говорил мне: „Найди себе какой-нибудь вид деятельности, и тогда тебе не будет скучно“, – подумала она. – Вот и прекрасно, дорогой, я вняла твоему совету».
Она улыбнулась при мысли о том, как он поразился бы, узнав, чему его жена отныне собралась посвящать все свое время.
Мэй Уинг жила с дедушкой на одной из тихих улочек Хортона, где сыздавна селились музыканты и художники. Несмотря на то, что дом был маленький, а старая мебель весьма скромной, жилище сияло чистотой и опрятностью и производило очень благоприятное впечатление.
ebooksa